Шевалье издевается над Генеанетом, пробивая родственные связи вандейцев. Кажется, Лескюр и Боншан тринадцатиюродные братья...
Мой мир никогда не будет прежним

@темы: вандейское, свсм упрлс

---

Ну а почему бы и нет...

23.08.2014 в 08:42

Пишет  [Reesha]:

Лотерейка!

В общем-то я подумала, посмотрела у других и снова подумала. И решила пусть будет новая лотерейка. Была у меня уже такая, но очень как давно.

ОБЬЯВЛЯЮ ЛОТЕРЕЮ!
Кто хочет рисунок - участвуем господа!

Правила простые и самые обычные: перепости, да отметься в комментах ^_^ Получи номерок и жди указанную дату.
Моим ПЧ быть не обязательно, лотерейка для любого желающего.
Через неделю 28 августа, я запущу геренератор и 3 7 победителей получат от меня любой рисунок на выбор.
Одно условие, стиль и формат рисунка будет на мой выбор, но одно точно, это не будет скетчевый или монохромный рисунок.

С количеством победителей есть ещё нюанс - чем больше участников, тем больше победителей =) Если вас перевалит за 50 участников, количество может увеличится.
И вот вам моя чиби-Лета для привлечения внимания =)

---

Я перечитываю это в седьмой раз подряд. Или в восьмой?
У меня уже лицо устало улыбаться)))

22.08.2014 в 21:56

Пишет  Инна ЛМ:

Вандейцы на нынешней Фэндомной битве
Почему бы им не образовать команду по своему историческому канону? Вон, по Французской революции же есть. Итак, собираем Великую католическую и королевскую армию, то есть команду. Предупреждаю: наличествует черный юмор, в соответствии со спецификой канона.


Капитаном будет, разумеется, д’Эльбе: кто в каноне главнокомандующий – тот и в команде капитан. И слушаться его будут примерно так же.))
Заместитель капитана – Боншан: они и в каноне хорошо ладили. Заодно он будет бетой – как самый культурный, вежливый и доброжелательный. И бартерщиком – по той же причине. Еще он может сыграть на арфе для видеоклипа, составленного из портретов парадных и обычных, картин, гравюр и прочих изобразительных материалов, которых выше крыши. И написать дженовый фанфик на тему «Американская война за независимость глазами французского дворянина».
Лескюра как главного полиглота команды засадят за переводы (не помню, сколько он знал – три или четыре языка, и точно единственный, кто владеет испанским). Правда, он откажется переводить неприличные тексты, ссылаясь на свои высокие моральные принципы. Бетить он тоже может – но с теми же ограничениями.
Еще есть два переводчика с немецкого, много лет прожившие в Германии – д’Эльбе и Стоффле.
С английского может переводить Тентаньяк – раз постоянно мотался в Англию, то наверняка его знает; он же обеспечит высокорейтинговый гет и даже, возможно, слэш – по воспоминаниям молодости – а также приключенческий джен и экшн любого потребного рейтинга по временам своей контрреволюционной деятельности.
Ларошжаклен, главная ударная сила команды в эстетическом смысле, будет позировать для артов, а еще скосплеит Жанну д’Арк – недаром же он носил это прозвище. Поначалу такой косплей вызовет у него неловкость, но кузен Луи авторитетно разъяснит ему, что изображать непорочную деву-воительницу, ходившую в мужской одежде и спасшую Францию благодаря голосам святых – совсем не то же самое, что просто изображать женщину. И Анри согласится – раз надо, значит, надо; он у нас юноша ответственный. Еще с него акробатический этюд «Красота на заборе, или Залезание на стену Туара во время штурма оного»; на роль безымянного крестьянина, на плечах у которого он стоял, можно взять Жоржа Кадудаля, как физически крепкого и в силу своего простонародного происхождения не видящего ничего унизительного в том, что кто-то прямо в сапогах топчется у него по плечам, пока фотограф выбирает подходящий ракурс для съемки этой композиции.
Тальмон станет настаивать, что рисовать на артах нужно прежде всего его – как самого знатного, высокого и красивого в армии, то есть в команде. На что Стоффле канонично заявит, что мы ведем борьбу за религию Фэндомную битву, провозгласившую равенство людей, и предложит идею хэндмейда с расчлененкой на третий левел: голова Тальмона на пике. И исторично, и выкладку закроем, и наконец-то от принца будет хоть какая-то польза для коллектива. Но капитан с присущей ему вежливостью отвергнет это предложение, указав, что хотя в правилах Фэндомной битвы не сказано прямо, что все участники должны дожить до ее окончания, но желательность этого подразумевается. Поэтому принцу лучше участвовать в менее травматичном косплее, воспроизводящем картину «Тальмон на допросе у генерала Россиньоля». Там ему представится случай постоять с гордым видом, скрестив руки на груди и задрав нос, не просто так, а с пользой для дела. Россиньоля можно одолжить у команды Французской революции – или в крайнем случае его сыграет Кателино: они для этого достаточно похожи друг на друга.
Еще Тальмон попытается впарить в качестве хэндмейда голубую с золотом орифламму своего рода из Лавальского замка. Но Ларошжаклен, точь-в-точь как в каноне, скажет: «Принц, мы не знаем здесь ничего, кроме цветов лилии» - и заставит его убрать орифламму, так что в выкладку она не пойдет.))
Что касается Кателино, то, кроме изображения генерала Россиньоля, самый первый главнокомандующий вряд ли может внести какой-то практический вклад в общую работу: грамотность у него не ахти, никаких интересных происшествий в довоенной жизни, достойных перенесения на бумагу, не было, творческих способностей не наблюдается. Разве что будет усердно молиться за успех команды – то, что по фэндомнобитвенной терминологии называется помпономахатель, то есть группа поддержки.)) Пусть Анжуйский святой займется любимым делом.
Шаретт, обратившись к своему богатому, хотя и несколько одностороннему жизненному опыту, выдаст неограниченное количество высокорейтинговых гетных ПВП для третьего левела – с неограниченным же количеством грамматических, орфографических и стилистических ошибок, что его нисколько не смутит (его, как известно, ничто и никогда не смущало). Заодно он добровольно вызовется бартерить команды Алкоголя и Женского Взгляда. Правда, со своей задачей не справится, потому что, когда дойдет до дела, выяснится, что он, не зная значения слова «бартер», в первом случае спутал его с дегустацией, а во втором… ну, понятно с чем.
Стоффле, вспомнив о своей дореволюционной профессии лесника и егеря, напишет несколько дженовых драбблов об анжуйской природе и охоте – в духе Пришвина.)) И еще мини – правдивое изложение истории, достойной авантюрного романа: как он, служа в армии, на охоте спас жизнь своему полковнику – графу де Мольврие и его дочери, и граф в знак благодарности увез его с собой в Анжу и дал ему должность в своем замке. Всем фанфикам Стоффле понадобится очень хорошая и терпеливая бета, потому что читать-писать он умел, но не более того.
Пюизе, как автор самых солидных и толстых мемуаров, состряпает столь же внушительную фэндомную аналитику.
Вообще написать хотя бы по паре мини или драбблов смогут почти все мемуаристы, ибо свет еще не видывал мемуаров без ООС’а и AU, что в определенной степени роднит их с фанфиками.)) А это означает, что женщинам команды – Виктории Лескюр-Ларошжаклен, Маргарите Боншан, г-же Сапино – достанется очень важная и ответственная роль. Вдобавок на их плечах будет арт, швейно-вышивальный хэндмейд (кокарды, нагрудные знаки, знамя и т.п.) и подготовка костюмов для косплея. Что-то нарисовать/сшить/вышить на уровне, достаточном для Фэндомной Битвы, сумеет любая тогдашняя дворянка – это входило в их стандартное воспитание.
Вандейцы могут уверенно претендовать на звание «Команда с самым суровым косплеем» - такой уж у них канон. В частности, Боншан, движимый бескорыстным стремлением восстановить историческую и художественную истину, предложит: давайте я изображу живую картину «Реалистичный вариант памятника «Grâce au prisonniers! (Пощадите пленных!)», или Как на самом деле выглядит человек, умирающий от перитонита из-за картечной раны в живот». Но капитан возразит, что такое уже тянет на четвертый левел, которого на нынешней Фэндомной битве, увы (или к счастью), нет. Кроме того, у нас тут героизация, романтизация и, как выразился один критик Салона, «классическая поза умирающего гладиатора» - а вы предлагаете такой избыток натурализма. Так что понимаю ваши чувства, маркиз, но лучше уж воспроизведите то же самое, что у Давида д’Анже, с рейтингом не выше PG-13, да и то за счет частичной, очень умеренной обнаженки. Простыню для драпировки нужного размера обеспечим. Идея о реакции Боншана на свой памятник заимствована мной у Nuretta с ее разрешения.
Шаретт, со свойственной ему бестактностью, выдвинет еще одну косплейную идею: а давайте устроим расстрел капитана! Ему не привыкать, и сцена по количеству крови и всему прочему как раз для третьего левела. Подходящее кресло найдем, республиканские мундиры одолжим у команды Французской революции – зря мы, что ли, их бартерим! Мне, как подписавшему и нарушившему Ла-Жонейский мирный договор, они не откажут. На это д’Эльбе спокойно согласится, потому что надо для общего дела.
Жюльен Кадудаль скромно принесет пачечку своих стихов. К сожалению, они, как и в каноне, окажутся на бретонском, квалифицированных переводчиков с которого в команде не отыщется. И получится почти как у Жванецкого, по принципу «На бретонском я не знаю, как это называется, а на французский это не переводится».
Форестье, как не только командир кавалерии, но и сапожник, изготовит для низкорейтингового челленджа хэндмейд: обувь в национальном стиле.
Еще в команду совершенно неожиданно попросится генерал Тюрро, упирая на свое знакомство с капитаном и на то, что он – автор одного из первых фанфиков/фэндомной аналитики по канону – аж 1795 года! Правда, не фэндомообразующего, в отличие от мемуаров г-жи Ларошжаклен, но это неважно. Члены команды дружно возмутятся, что вот только «синих» генералов нам тут и не хватало, да еще таких; а если брать всех республиканских знакомых капитана, так, может, еще и судью Клемансо пригласим? Но в конце концов д’Эльбе втихую протащит Тюрро по капитанской квоте, будучи человеком незлопамятным и способным перешагнуть через малоприятные воспоминания ради общей пользы.
Бартер: если они возьмут те команды, каноны которых им более-менее известны, то, помимо уже упоминавшихся команд Алкоголя, Женского Взгляда и Французской революции, подойдут Античности, Средних веков, Истории Америк.

И перед каждой выкладкой капитан будет произносить свое традиционное напутствие: «Дети мои, Провидение дарует нам победу!» Или хотя бы разумное количество голосов.))

@темы: (с)тырено, вандейское, шуанское, избранные и ПЧ

---

Чайник ройбуша маракеша, "Агни Парфэнэ" и "О Ангелос" афонского распева в наушниках и лицо Кателино с классического портрета крупным планом на экране - вот всё, чего требует моё эстетическое чувство, но надо делать что-то полезное. Перевод, например



Битва при Шоле (с. 226)
В битве д'Эльбе был ранен в грудь, а Боншан смертельно ранен в живот картечью. Оба генерала были незамедлительно вынесены в тыл: Боншан - на наспех смастерённых носилках, в то время как д'Эльбе, словно ребёнка, вывез на руках верховой офицер в сопровождении двух солдат.* "В свете горящих деревьев" - пишет Пуарье де Бовэ - "вся армия наблюдала за этой трагической сценой. Вид двух предводителей, смертельно раненых, подавлял наших солдат, они потеряли весь запал, что до сих пор сохранялся в них. Источник, подпитывавший их храбрость был сломан и они, растерянные и неспособные к дальнейшим действиям, покинули поле боя"
Ларошжаклен, оставшись с горсткой солдат, скомандовал отступление.
"Этим закончился этот кровавый и памятный день" - пишет Клебер. - "Противник потерял 12 пушек, многие из них - двенадцатого калибра. <...> Восставшие сражались, как тигры, наши солдаты - словно львы...только в моей дивизии погибло четырнадцать полевых и штабных офицеров и все мои товарищи по оружию из майеннской армии... "
Д'Эльбе был отнесён в Бопрео и размещён в доме мадам де Боннэ (Bonnay), дамы-роялистки, которая окружила его своей заботой. В девять вечера Боншана принесли туда же. Дом, однако, был слишком мал для того, чтобы приютить обоих генералов, и д'Эльбе, который выглядел раненым менее серьёзно, был перевезён в телеге, запряжённой волами, на соседнюю ферму, в сопровождении Пуарье де Бовэ. В своих мемуарах де Бовэ рассказывает нам, как он спросил генералиссимуса, будут ли у него какие-либо распоряжения. "Д'Эльбе ответил: "Ах, мой друг, в моём состоянии это выше моих возможностей".
"Должны ли мы оборонять Бопрео?" - спросил я.
"Что вы ещё можете сделать?" - ответил д'Эльбе, - "я не знаю ничего лучше, что вы бы могли."



Здесь я хочу заметить, что отрывок выше является, на мой взгляд, одним из опровержений теории о вражде д'Эльбе и Боншана. Довольно благородно, на мой взгляд, уступить своё место - при том, что сам д'Эльбе был явно не в восторге от идеи куда-то передвигаться, особенно на тряской телеге, и мог бы, в принципе, отправить Боншана искать другое место. Но это же д'Эльбе, как говорит Электра - "типичный"







* (примечание переводчика) Шарпентье в своей монографии о д'Эльбе указывает, что этим офицером был Жан "Пьер" Жозеф Кателино, младший брат первого генералиссимуса ( ссылка на его страничку на Генеанете)
Несмотря на всю печальность момента меня умиляет зрелище д'Эльбе у кого-то на ручках))) Пьеру Кателино я немного завидую - я тоже хочу

@темы: переводы, вандейское, в белом венчике из роз впереди идёт д'Эльбе

---

Вандейские эдвайсы

Я вспомнила о том, что у меня лежали скриншоты из "Les Vendeens", а концентрация ройбуша в моём организме уже достигла отметки "упоротость".

насладиться

Это, например, Мариньи. На этом кадре он почти симпатичен:


Да, это Анри. И Электра утверждает, что его парик страшнее всех ужасов террора:

@темы: вандейское, свсм упрлс

---

"Чтобы Вашу мечту не смогли разбить - пусть она будет Огнём, а не дровами для огня." (с) L. Sid

Всплыла в голове цитата многолетней давности (для меня года три - это много). При первом прочтении она заставила меня задуматься.
Я тогдашняя кажусь себе потрясающе мелкой, глупой, слезливой и истеричной, раздувающей трагедию из того, что сама же существую частично в других временах и мирах - и мечтающей там не просто духовно существовать, а реально жить. Рыдающей и истерящей из-за любого посягательства на свои мечты.
Слегка выросла - и стала за них драться. От этого уровня у меня остались маньячные воспоминания и два шрама от ногтей оппонентки на правой руке.
Потом - просто холивариться. Этот виток бытия принёс мне любовь ко вкусу валокордина и привычку пить очень много чая.
А потом я, наконец, поняла истинный смысл цитаты.
"Оставь. Никакая грязь не сможет осквернить свет твоих святынь. Никакая чернуха, оскорбления и цинизм не смогут бросить тень на то, что ты любишь. Лучше пожалей тех, кто пытается оскорбить тебя - они наверняка несчастны".
Насколько же легче стало жить! Никаких холиваров, никаких шрамов. С другой стороны, я стараюсь не лезть в те дебри, где водятся люди, любящие цинично что-то оборжать - видимо, именно эти две меры вкупе дали прекрасный эффект внешнего пофигизма и внутреннего умиротворения.
Но привычка пить чай никуда не делась...

@настроение: воспоминательное

@темы: о себе любимом

---

Поездка в Европу, часть четвёртая. Париж - Амьен - Париж.

Вечерело. Мы ехали по Франции, по Бургундии и Пикардии, если мне не изменяет память. В Германии меня радовал указатель на Кобленц, а тут - указатель на Аррас. Я всё время пыталась вычислить, с какой стороны относительно меня находится Вандея, любовалась на закат и слушала контрреволюционные песенки...

На заправке были ПЕЙЗАЖИ:


Во Франции засеян практически каждый клочок земли. Всё скучно и цивильно

Я ужасно устала, доползла до отеля и тут же брякнулась спать, засыпая с мыслью, что да - я таки в Париже, в городе, где были почти все мои дорогие вандейцы даже д'Эльбе там бывал!

Следующий день начался в какой-то мере фэндомно - мы пошли в Сакре-Кёр. Электре, я знаю, он не нравится, но я в него почти влюбилась. Там были очень необычные "персонажи для фоток" - люди, загримированные под статуи:

Фоток лично моего лица тут немного, но не могу же я не запостить шевалье, покоряющего Монмартр...

А Сакре-Кёр кажется летящим в небо. Меня не отпускало чувство какой-то светлой щемящей тоски...это, всё же, было в чём-то "вандейское" место...


На Монмартре есть бистро, а на нём табличка, что именно здесь было изобретено слово "бистро":


Потом была попытка попасть в музей д'Орсэ. Неудачная. Забегая вперёд, скажу, что конкретно я в него так и не попала, предпочтя пойти в жуткий дождь в музей Карнавале это было единственное место, связанное с революцией, которое я вспомнила

Следующим пунктом у нас был Нотр-Дам и церемония выноса Тернового Венца. Историю о том, как его выкупил у итальянских буржуинов купцов Людовик Святой я, кажется, могу сама уже рассказывать.
Церемония мне не очень понравилась - долго, нудно, на французском (если бы хоть на латыни, я, может, и поняла бы что...но Второй Ватиканский Собор лишил меня и этой малости. Хнык ), постоянно то садились, то вставали неужели так сложно полчаса просто стоять? Такое приседание только раздражает.. Нотр-Дам был красивым, но не очень впечатлил, однако пара фоток всё же будет:


Мы вышли на свет Божий, и я задалась вопросом, когда же мне идти в набег на парижские книжные. Пришлось пропустить Сен-Шапель
Несколько фоток от мамы:

А я в это время бегала по бульвару Сен-Мишель и, кажется, по рю Эколе. В пяти книжных нашла только две книжечки - "Вандею 1789-1793" Алана Герарда, и какую-то книжку о Ла Руэри, где аж три раза упоминается о д'Эльбе и даже цитата есть!
Потом мы несколько минут побыли на площади Согласия. Меня не оставляла мысль "Двести с небольшим лет назад меня бы тут казнили. Совершенно определённо. Мва-ха-ха)))". У шевалье странный юмор - в стиле "Мы все умрём - ужас-то какой. Пойду поем."


Триумфальную арку мы проезжали мимо, и фотка вышла кривой - из окна движущегося автобуса-то... Жаль, я потом не смогла прогуляться к ней в одиночку - было бы забавно посмотреть на имя Тюрро...

А потом было ЗЛО. В смысле - Эйфелева Башня. Я терпеть не могу эту новодельную гадость - лучше бы французы дворец Тюльири оставили, чем такое строить. Поэтому сфоткаться на её фоне я согласилась только в стиле: "Шевалье приказывает стрелять в цель":


К нам приставали негры-торговцы, мама их реально боялась, а я игнорила. Потом была единственная совместная фотка с мамой - в стиле "Ню безуспешно пытается вырваться из объятий":


Завтра с утра мы поехали в Амьен. Были мы там всего несколько часов, но православная литургия в католическом соборе того стоила.
Это было какое-то сюрреалистическое ощущение. Амьенский собор очень светлый, там почти нет витражей, и, когда в тот дождливый день изредка выглядывало солнце, собор озарялся совершенно неземным светом...


А ещё в Амьене упоротые голуби. То плавают, то в собор посередь службы залетают...


И этот ёжик на портале собора...


В этот день мы тоже не успели в музей д'Орсэ - только заглянуть в эмигрантский храм на рю Дарю. Он был ужасно красивым, но я была ужасно усталая, и от этого - на грани истерики, поэтому никаких фоток не сохранилось. Там было одно странное совпадение, ставшее своеобразным ответом на мучивший меня вопрос, но это было лично-вандейское, никому, кроме мамы и Хоббита, не интересное...

Наутро мы, отдохнув, пошли на Трёхсвятительское подворье. Это кафедральной собор местной епархии РПЦ (со странным названием "Корсунская"), и, стоя на рю Петель, ни за что не скажешь, что в этом жилом доме находится церковь. Там было здорово, но очень низкие потолки, а из-за этого - страшная духота. Мне чуть не поплохело, но я внимательно присмотрелась к епископу, на котором было несколько слоёв облачений...
Отпустило


Потом все дружною толпой пошли в музей д'Орсэ...но шевалье не мог, понимаете... Ну кем, как не упоротым надо быть, чтобы в сарафанчике и лёгкой курточке рассекать под проливным дождём, единственным плюсом которого было то, что он намочил юбку, и ураганный ветер так и не смог задрать мне её до ушей.
Шла я запутанными улицами, в частности, сфоткала такую забавность на стене дома:


В самом музее Карнавале я сделала дикое количество фоток. Интерьеры, портрет незнакомого господина с неожиданно знакомой фамилией "де Мариньи"...может, он и родственник месье Бернару, не знаю.

Порадовал едва не пропущенный мною зальчик восстаний. Странно было видеть там только портреты тех, кто эти восстания подавлял...но вот вам необычный портрет Клебера:

А, увидев эту картину, я только пробормотала - "и ты тут, любезный гад..." - ибо на меня смотрел генерал Тюрро. Увы, не прямо на меня - и исполнить угрозу посмотреть в глаза предводителю адских колонн а ещё он приговор д'Эльбе подписал...не знаю, что лично в моих глазах его больше опускает с чисто эмоциональной точки восприятия... шевалье не смог:


Кстати, все таблички в музеях, даже в Лувре - только на французском. Если где-то пишется и на другом языке - обычно на немецком. Тролли.


На обратном пути мне встретились прекрасные таблички - улица Бретонского Креста (я же правильно перевела?))), улица Роган (которая пишется как "Rohan", и это умиляет бывалого толкиениста-роханофила)))


Потом была церковь Сен-Этьен, и мы хором пели величание святой Женевьеве. Это был сюрреализм


Потом я было направилась к Триумфальной арке, дошла было до Нотр-Дам, но тут мне позвонили и напомнили, что мы, как бы, живём в районе Клиши, а там даже днём одинокой девушке лучше не гулять. Я плюнула и пошла искать удобное метро, чтобы добраться до Les Agnettes (так, правильно?) с наименьшими пересадками. По дороге я увидела табличку, которая понравится Хоббиту из-за Мартина Фримана, а нам обоим - потому, что д'Эльбе жил в приходе Сен-Мартен:


Я дошла до Лувр-Риволи и, разобравшись с билетными автоматами (к счастью, хотя бы они имели английскую навигацию...), спустилась в подземку.
Я была не особо впечатлена. Обшарпанно, потолки низкие, поезда ходят редко. А такого количества негров, наверное, и в Африке не увидишь - хотя, в принципе, это объяснимо, я же в Клиши ехала...
Зато порадовала табличка. Я знаю, что это другой Клемансо - но как не вспомнить о мемуаристе?:


В последний день был Лувр. Пробежав с мамой мимо Венеры Милосской и Джоконды что все в них находят???, я потащила её к Жоржу де Латуру


А потом был зал классицистов, где я полюбовалась на полотна Давида, попутно вспомнив их сюжеты благодаря читанным в учебнике латинского отрывкам из Тита Ливия...:


А ещё я встретила там знакомые имена - Триозон, Лефевр, Пьер-Нарцисс Герен... Если Лефевр ещё ничего, то Ларошжаклен, Боншан и Кателино облезли бы от ужаса, увидев ту обнажёнку, которую рисовали эти художники помимо них...

А потом пришло время прощаться с Прекрасной Францией. Было почти до слёз жаль - но я вернусь.
Обязательно.

@темы: vita, путевые заметки

---

Поездка в Европу, часть третья. Антверпен, Брюгге, Гент, Брюссель.

Не прошло года, как Ню решила таки дописать отчёт...пока всё окончательно не забыла...

Мы выехали из Амстердама и направились в Антверпен. Дорогу, кажется, я опять проспала - как только мы садились в автобус, я пыталась спать и просыпалась, отсидев ногу.
В Бельгии стали появляться длинные и забавные фламандские надписи, впрочем, голландские были ничуть не более читабельны.

А это - памятник Длинному Вапперу, местному варианту Белочки :

На заднем плане виднеется замок Стен, там, кажется, находится морской музей или что-то вроде, но мы с мамой, понятно, свободное время на него не стали убивать - музеев и без того было в достатке.

Я положительно влюбилась в Антверпенский собор. Эта колокольня в стиле пламенеющей готики...

А ещё памятник строителям справа от центрального портала:

В лицо одного из них я почти влюбилась, что бывает со мной...а, в общем, почти и не бывает:


В самом соборе выставлена экспозиция картин Рубенса. Задумчиво посмотрев на них, я изрекла вполголоса: "тут слишком много тела и слишком мало одежды". Меня услышали и с налётом ехидства ответили, что это я ещё в Сикстинской капелле не была... Теперь могу сказать - и не буду!

Интерьеры собора тоже прелестны:


Рядом с собором сидел милый молодой человек и играл на странном инструменте. Звук был похож на шарманку, что ли...


В свободное время мы с мамой побродили вокруг собора, съели по мороженке, купили немного местного шоколада, который всё же довольно вкусен но не настолько же, чтобы драть за шоколадку по 10 у.е.!, полюбовались на кружева в соседнем магазинчике Я в порядке бреда хотела купить себе кружевной чепец и ходить в нём в церковь, но мама резонно замечала, что платить за "порядок бреда" такие суммы - несколько...эээ...короче, чепчик мы не купили(((. Потом озаботились тем, чтобы запастись на ужин фишбургерами и "Фантой" кстати, фанта там совсем другая, явно сокосодержащая и куда более вкусная... и пошли назад...
Я уже говорила, что мы попали за рубеж как раз в дни чемпионата по футболу? Так вот, мы были в Бельгии и играла Бельгия. Кое-кто из наших спутников, интересующихся футболом, купил себе всякую мелочь...
Их было трое - трое людей, не понявших, что это не нарукавники и не шапочки, а чехлы на зеркала автомобилей... Мы ржали всей толпой, я даже заснять не смогла, только заметила, что они похожи на героев фламандской же песни про трёх разбойников...

Прослушать или скачать Jean, Jacques und Nicolo бесплатно на Простоплеер

На ночь мы уехали в Гент. Увидев наш номер, мама изумлённо распахнула глаза и поинтересовалась - если так шикарно выглядит трёхзвёздочный номер, то что тогда в пятизвёздочном? Я пожала плечами - меня куда больше волновала перспектива крепкого и здорового сна)))

На следующий день был Брюгге. Там тоже был собор, в котором была очень милая статуя Христа со Святым Сердцем:

Но сам собор меня не впечатлил, к тому же там велись ремонтные работы, и к могилам Карла Смелого и Маргариты Бургундской прохода не было...
Вообще, несмотря на то, что Брюгге называют "музеем под открытым небом" и люди там живут вперемешку с мышами и клопами в гнилых аутентичных домах 17 века))), больше всего нас с мамой в нём впечатлили магазины. В кружевном мне купили воротничок, в шоколадном - кучу конфет, а потом мы с мамой добрались до игрушечного магазина.
Пустили двух козлов в огород...
Ёлочные игрушки на любой вкус, материал, размер, цвет...все, редиски, дорогущие, и мы незаметно оставили в магазине нехилую сумму...но оно того стоило!


Потом мы вспомнили, что, как бы, нам через сорок минут надо быть у Базилики Крови, желательно - пожрамши, а мы только два раза перехватили халявного мороженого))) Мы нашли пиццерию, но, поскольку заказ делали долго, пришлось всё запихивать в пакет и бежать к Базилике со всех ног - в два начиналась церемония выноса Крови Спасителя, опаздывать было не комильфо.
Кстати, пиццу-то несли долго, а напитки - сразу. Мама выбрала нормальный чай, а Ню заинтересовалась названием "Irish coffee" и решила попробовать...
Нет, я припоминала, что он алкогольный, но чтоб НАСТОЛЬКО! Что они туда льют, виски, что ли... Из напитков такой крепости Ню прежде пробовала только неразбавленный валокордин...
Счастливые лица:


Церемония в Базилике Крови порадовала краткостью. Сказали несколько слов на английском, немецком и французском (я не поняла ничего, ибо стояла далеко, а акустика там была не очень) - и пустили очередь.
Сейчас я поняла, что я феерический долбогрёб. Я не сфоткала ни интерьер, ни даже внешний вид Базилики. На самом деле, я прошла одной из первых, сидела на удобном стульчике, рассматривала выданный флаер с молитвами на многих языках, слушала прекрасные записи церковного пения хорошее церковное пение - моя слабость и мне было тупо хорошо...

Вечером был Гент. С какого-то перепугу я спутала его с Льежем и думала, что там частично проходило действие "Квентина Дорварда"...

Вообще-то знаменитый Гентский Алтарь братьев ван Эйков фоткать запрещено. Но...вы же понимаете...


По городу мы сначала бродили организованно. Потом было свободное время, я купила маме мороженое, посадила её на парапет рядом с собором св. Николая и приказала ждать меня здесь.
Первый мой забег был недалёким - всего лишь до ларька с бельгийской вафлей.

Я радостно схомячила половину клубники и понесла маме вафлю. По пути ко мне попытались приставать какие-то негры, по поводу чего мама долго надо мной стебалась
Сама вафля, кстати, была невкусная. Правильно её кто-то обозвал "подошвой паломника"...

А потом я бродила по Генту одна, и это было чуть ли не лучшее время за всю поездку. Целый час свободных прогулок по незнакомому городу - местами довольно грязному, но такому очаровательно малолюдному...



На следующий день был Брюссель. К счастью, фансервис в роли Писающего Мальчика обошёл нас стороной

Мы были в эмигрантском храме-памятнике, где висели таблички с именами жертв революции - начиная с царской семьи.

Пожилая женщина, говорящая по-рксски с милым акцентом, отвечала на вопросы. Ню сначала скучала, потом стояла на молебне, потом - снова скучала. Тот храм мне не очень понравился. Слишком грустный...
Если говорить о "самой красивой площади Европы" - меня никогда не впечатляли распиаренные вещи. С них, если можно так выразиться, слетает всё собственное очарование - и остаётся только восхищение туристов.
Зато на кафедре для проповедей в Брюссельском соборе был очаровательный скелетик:

А эти лица волхвов с портала Хоббит назвал бы...гм...немного странными. И сделал бы эдвайс. Но я как-то не люблю шутить над религиозным искусством, поэтому запощу просто так, без комментариев:


Ещё мы были в Троицком православном храме, переделанном из протестанской церкви - очень необычно, но красиво. Побаливали ноги, я сбегала за водой сначала себе с мамой, потом - кое-кому из окружающих (мне не трудно, наоборот - ноги разомну).

А дальше нас ждала Прекрасная Франция...

@темы: vita, путевые заметки

---

...И сколько раз автор говорил себе не выкладывать на дневниках своё рисовальное творчество и не срамиться почём зря - хоть кол на голове теши. Ну уж больно на этот раз симпатично получилось...и идея офигенная. Вообще-то это иллюстрация к Электриной "Точке Бифуркации", где два клона всем здесь известных исторических персонажей играют в шахматы, что дико символично и вообще.
Кстати, если сюда кто-то нагрянет с конструктивной критикой - я буду на седьмом небе от счастья. А то я только понимаю, что лицо справа как-то не так вышло, но как надо сделать, чтобы вышло нормально... На самом деле, я просто-таки жажду критики, главное - чтоб не матом)))

@настроение: запретите Ню рисовать законодательно

@темы: твАрения, дружеское, вандейское, ВФР

---

Шевалье порылся в фотках и отрыл что-то с чем-то.

Это, например, было попыткой доказать маме, что стиль 18 века - это очаровательно. Мама скептически покачала головой и отказалась пускать меня на экзамен по латыни в белых чулках)))

фэшн из май профэшн

А это был сознательный косплэй. Из-за того, что фоткалось на вебку планшета, качество ужасное - зато не видно затаённого СТРАДАНИЯ в глазах человека, полузадушенного резиновым бинтом.
Не знаю. кто именно тут подразумевался, но благодаря книжке и грязным патлам получился какой-то Лескюр

насладиться

Шевалье осознаёт, что ему нравится писать о себе в мужском роде. Гендерная дезориентация прогрессирует

@темы: картинкофлуд, vita, вандейское

---

Главная проблема в спорах с республиканцами - я-то могу понять, что кому-то были до смерти нужны гражданские права, но вот они почему-то возводят эти права в абсолютную ценность, которая должна быть свята для всех, и все мы должны быть благодарны Революции за наше счастливое детство за то, что теперь мы именуемся гордым словом "граждане" и имеем право испортить девственно-белую бумажку бланка кощунственной галочкой напротив имени очередного кандидата.
Виктор-свет-наш-Гюго идёт дальше. Всех, кто не считает всякие права и свободы поводом для безудержного счастья всего человечества, он записывает в быдло.
И после этого вандейцы - фанатики?
Человек может быть абсолютно и совершенно счастлив без свободы слова, без образования, без права голоса...по большому счёту истинная свобода - это свобода мыслить и чувствовать. И эта свобода не может быть дарована по мановению руки короля или президента - её нужно отстаивать самому, отстаивать у модных тенденций, у потребительства, у своих дурных склонностей... отстаивать каждый час и каждый миг. Потому, что утратить её можно в любой момент.
И всё это - моё глубокое ИМХО. Потому, что вредный контрреволюционный деятель Шевалье Нюретта уважает право другого человека на собственные мысли

@темы: о себе любимом, my opinion

---

Электра скинула мне ачивки ВФР-команды с фандомной битвы.
Надо же, и нас, роялистов вредных, там не окончательно забыли, хотя вообще-то темя недобитой контры там раскрыта из рук вон плохо...

Хотя роялист я немножко странный. Скорее, конституционалист - нам иные тру-роялисты руки не подадут. А что вы хотели, тлетворное влияние д'Эльбе

@темы: ФБ, вандейское

---

Под стук чёток

(Кажется, меня накрыло... )

Фэндом: исторические персонажи (Вандея)
Рейтинг: PG-13
Жанры: гет, агнст, флафф, драма, AU
Предупреждения: смена пола и издевательство над светлыми образами Ф.-А. де Шаретта де ла Контри и Л.-М. де Сальг де Лескюра в эпизодах
Пейринг: Морис д'Эльбе/ Анриетта (fem! Ларошжаклен)
Описание: Ещё несколько эпизодов из забавной и грустной жизни этой странной пары...
Посвящение: Электре, которая, кажется, всерьёз это шипперит







Бусины чёток глухо постукивали друг о друга. Анриетта не молилась - просто перебирала их вместе с воспоминаниями.
Старые, затёртые до блеска деревянные чётки, выцветший шейный платок и несколько зачитанных до рваной бумаги записок - вот и все её сокровища. Сокровища её памяти.
Несколько бусинок скользнуло вместе с очередным воспоминанием...
Она проснулась от очередного кошмара - они часто снились ей с тех пор, как сгорел замок. Некоторые из них забывались, стоило проснуться и понять, что сейчас глубокая тихая ночь, рядом спит Морис - а значит всё в порядке, она в безопасности от всего на свете, но нынешний кошмар уходить не захотел. Анри снова крепко зажмурилась, но стало только хуже, из её груди вырвалось против воли тихое жалобное хныканье.
Д'Эльбе мгновенно встрепенулся и приподнялся на локте.
- Ч-что такое? - голос у него был измученным и сонным, и девушка тотчас застыдилась своей слабости - в последнее время он почти не спал, - Анри? Что с тобой?
Анриетта судорожно вздохнула.
- Простите...мне просто приснился кошмар, - даже теперь, когда все формальности между ними ушли в прошлое за ненадобностью, Анри не могла обращаться к нему фамильярно. Д'Эльбе казался настолько старше, умнее, что сказать ему простецкое "ты" или назвать уменьшительным именем не поворачивался язык.
- Какой? - ни с кем больше он не говорил так мягко. - Расскажи, если хочешь, - длинные тонкие пальцы скользнули по её плечу и спине. Д'Эльбе осторожно привлёк к себе Анриетту - сквозь ткань рубашки она чувствовала его тепло, чувствовала лёгкий запах его тела, и ей стало уже немного спокойнее, но стыд никуда не ушёл.
- Мне приснилось, что я гуляю в роще около замка. Там так светло и спокойно, но вдруг набегает туча и с деревьев начинают спускаться... - она всхлипнула и выдавила, - белки. Они гонятся за мной и совсем по-человечески кровожадно кричат. Я бегу, бегу ужасно долго, но тут спотыкаюсь о корень, падаю на землю, они догоняют меня - и рвут на ча-асти-и... - Анри затряслась в рыданиях.
Наверное, если бы Морис тогда против воли всё же рассмеялся, она бы смертельно обиделась. Но нет, он, кажется, и не подумал сделать это.
- Ты ведь сама п-понимаешь, - она наслаждалась мягким спокойным звучанием его голоса, - что ничего подобного произойти не могло. Максимум, что м-могло тебе грозить - это одна-единственная взбесившаяся белка, - тут Анри всхлипнула особенно душераздирающе, но он твёрдо закончил: - Но, обещаю, в этом случае я буду рядом и смогу защитить тебя от любого количества белок , - его слова были наполнены такой спокойной уверенностью, что все доводы о том, что его может и не оказаться рядом, увяли на корню.
Слёзы быстро высыхали на щеках. Д'Эльбе гладил её по голове, словно ребёнка, а потом легко поцеловал в губы.
- Спи, - прошептал он. - Спи и не бойся ничего на этом свете. Никому и ничему в этом мире я не позволю обидеть тебя - пока жив.

"А теперь вас больше нет". Она до боли сжала чётки в кулаке и стиснула зубы, чтобы не заплакать вновь. Анриетта потеряла счёт своим слезам, как потеряла счёт часам и минутам, наполненным неутешной болью утраты.
"Но пока вы были живы, то исполняли своё слово до конца".

Она не могла вспомнить, что за победу праздновали так неистово и сообща, хотя их, побед, было удручающе мало. Что она помнила наверняка - армия Нижнего Пуату тоже была там. Казалось, на краткий миг забылись ужасы войны, забылись лишения и кровь, даже соперничество предводителей отошло на второй план - из своего уголка Анриетта видела, как с неестественными улыбками раскланиваются друг с другом кузен Лескюр и д'Эльбе. У них было немало поводов для взаимной вражды, но сейчас они, преодолев себя, даже обменялись парой вежливых фраз.
Танцы были в разгаре, трофейное вино лилось рекой, виднелось множество парочек... Анри с трудом подавила судорожный вздох. Трудно что-то скрыть в военном лагере, и вся Вандея знала о том, кем приходится генералиссимусу эта хрупкая светловолосая девушка - кто-то косился на них с презрением, кто-то просто окидывал цинично-равнодушным взглядом, но были и те, у кого странная парочка вызывала сочувствующую улыбку. Они не особенно скрывали свои отношения, и ни у кого не вызвало бы удивления, если бы д'Эльбе провёл бы с ней большую часть вечера - но сейчас его занимали бесконечные формальности и глупые расшаркивания, и ещё совсем не скоро ему удасться вырваться из круга лживых улыбок и протанцевать с нею гавот...
Она доела пирожок с яблоком и поднялась на ноги, направляясь прочь от костра. В стороне остались хихикающие кустики, в которых явно происходило много чего интересного, но Анриетта старательно обходила их - ей требовалось место немного более уединённое.
Она уже зашла в глубину зарослей, огляделась и, не заметив никого вокруг, подняла было юбку и хотела присесть на корточки, как вдруг кто-то обхватил её рукой за талию, а второй заткнул рот.
От неожиданности Анри обмочилась. Жгучий стыд смешался с ещё более жестоким ужасом. Она попыталась вывернуться из крепкой хватки неизвестного, насквозь пропахшего перегаром.
- Не дёргайся, - пьяно прошептал мужчина прямо ей на ухо, неприятно обжигая дыханием. - Не вырывайся, тебе понравится гораздо больше, чем с ним...
Она упрямо продолжала вырываться и, кажется, даже смогла укусить его за руку. От неожиданности мужчина опешил, тогда Анри смогла, наконец, вырваться и обернулась, желая встретиться с опасностью лицом к лицу.
Шевалье де Шаретт был мертвецки пьян, это было понятно даже на её совершенно неопытный в таких вещах взгляд. Покачиваясь, он сделал несколько тяжёлых шагов к ней и оскалился в улыбке. Лицо его, обычно и вправду довольно обаятельное, теперь не носило и следа обычной утончённости - только тупость опьянения и упорное желание завладеть вожделенной женщиной, даже если для этого придётся её связать и избить до потери сознания.
- Не надо...пожалуйста, - Анриетта попятилась и содрогнулась от щемящего ужаса, почувствовав спиной ствол векового дуба. Попытки броситься в сторону не увенчалась успехом - а умолять было бесполезно.
Шаретт не тратил времени даром - одной рукой привычно расстегнул ремень, а другой грубо прижал её к дубу прежде, чем привалиться всем телом. Девушка с трудом подавила тошноту, ощущая суетливые прикосновения его рук - он торопливо искал тесёмку её панталон, кажется, даже не замечая того, что они насквозь мокрые.
- Помогите! - крик получился негромким и сиплым, на большее не хватило воздуха, да и этот жалкий зов оборвался сдавленным вскриком, когда Шаретт ткнул её кулаком в солнечное сплетение - не сильно и не зло, как-то походя, словно выполняя давно заученный алгоритм действий.
- Не кричи...всё равно никто тебя не услышит, - он наконец-то нашёл завязки и резким рывком сдёрнул с Анри панталоны.
- Ошибаетесь, - раздался в двух шагах очень тихий, но очень чёткий голос. В следующую секунду Шаретта отшвырнуло в сторону.
Анри с ужасом наблюдала за этой дракой. Оба были дворянами и врукопашную дрались неумело, но почему-то от вида их непривычно неловких, кривых движений становилось не смешно, а страшно. Только спустя несколько секунд Анри поняла - почему.
В первый и последний раз в жизни она видела на лице Мориса не просто неприязнь или раздражение - дикую, неистовую ярость. Казалось, он готов был голыми руками убить Шаретта, не сходя с этого места, однако дело пока оборачивалось почти бескровно.
Шевелье, несколько протрезвевший, валялся навзничь на земле с разбитым в кровь лицом. Расстёгнутые штаны придавали ему вид одновременно жалкий, смешной и омерзительный. Д'Эльбе, тяжело дыша, сидел на нём верхом, приставив к горлу Шаретта кинжал.
- Потрудитесь объясниться, - его голос снова был зловеще спокоен.
Шаретт клокочуще рассмеялся:
- Не ожидал от вас, признаться, что вы будете драться из-за какой-то шлюхи...
Д'Эльбе стиснул зубы и сильнее надавил кинжалом на горло поверженного противника.
- Она. Не. Шлюха. - медленно, выделяя каждое слово, выплюнул он, наклоняясь к разбитому лицу шевалье. - И если вы ещё хоть раз попробуете подойти к ней ближе, чем на три шага - клянусь, я убью вас на месте.
Только сейчас, немного отойдя от первого шока, Анриетта увидела, насколько бледны оба. Смех Шаретта на этот раз был изрядно фальшивым:
- Так и быть, оставлю вас наедине, - д'Эльбе не препятствовал ему подняться. Напоследок шевалье с язвительной улыбкой бросил девушке:
- Милая, ты упустила свой шанс получить хоть какое-то удовольствие... - он покосился на д'Эльбе с похабной издёвкой. Тот сделал несколько резких шагов вперёд со слишком спокойным для добрых намерений лицом.
- Морис, не надо, - Анри говорила совсем тихо, но д'Эльбе не только услышал, но и послушался. Бросив вслед удаляющемуся Шаретту полный омерзения взгляд, он подошёл к девушке.
А та, наконец немного придя в себя, ощутила внезапно жгучий стыд. От того, что всего лишь отошла от костра, а её схватили, потрогали во всех местах - от одного воспоминания её пробрала дрожь - а теперь она сидела перед любимым человеком в спущенных мокрых панталонах и с заплаканным лицом - хуже и придумать нельзя.
- Морис... - только и сумела она выдавить, - Пожалуйста, проводите меня к реке...

Всю дорогу до речки Анри крепко сжимала руку д'Эльбе. Когда девушка стискивала её особенно сильно, Морис поворачивал голову и успокаивающе улыбался, говорил что-то - Анриетта не разбирала слов, только чувствовала успокаивающий тембр знакомого голоса, и становилось легче. В его глазах была только уходящая тревога и возвращающаяся ей на смену нежность, которую она пока не могла воспринимать.
Только тщательно вымывшись в тёплой речной воде, словно уничтожив малейшее воспоминание о грубых прикосновениях, Анри, наконец, смогла вздохнуть спокойно и, выбравшись на мелководье, выполоскать панталоны.
Д'Эльбе сидел на берегу. Она почти физически ощущала его взгляд, скользящий по её худой угловатой фигуре, и поражалась тому, какие разные чувства к ней могли испытывать двое мужчин. Шаретт был переполнен похотью, самой грязной и низкой, он желал самоутвердиться, эгоистично удовлетворив свои желания и исчезнув...
Она резко обернулась и посмотрела прямо в глаза д'Эльбе. Тот не отвёл их - и, во имя всего святого, сколько же чувств там читалось! Нежность, восхищение, желание защитить и позаботиться, искорки зарождающейся улыбки...в конце-концов, попросту это было любовью, искренней и самоотверженной. Его чувства не были платоническими, но, она знала это наверняка, Морис никогда не позволил бы себе навязать ей что-то для неё неприятное, повести с ней себя грубо или эгоистично. Это было немыслимо, словно солнце, восходящее на западе.
- Почему вы не купаетесь ? - Анри нарушила затянувшееся молчание. - Вода чудесная, тёплая.
- Я н-не слишком люблю плавать, - д'Эльбе нервно передёрнул плечами. Глядя на немного нервное выражение лица, Анриетта убедилась, что права - он стеснялся предстать перед ней без одежды при довольно ярком лунном свете, стеснялся своих пугающе выпирающих рёбер и худых кривоватых ног.
- А если я попрошу? - Анри вопросительно вскинула брови. Не прошло и нескольких секунд, как Морис нехотя поднялся, зашёл за ствол дерева и быстро разделся, аккуратно сложив вещи в стопочку прямо на траве. Почти неуловимым движением он спустился вниз к реке и оказался на глубине, где ему было уже по грудь.
Анриетта сделала вид, что очень занята развешиванием простиранных панталон на ветке ближайшего дерева, дождалась момента, когда д'Эльбе потеряет бдительность и в этот момент, резко развернувшись, прыгнула в воду рядом с ним, подняв тучу брызг.
Вынырнув, Анри увидела, как Морис пытается отплеваться от попавшей в рот воды. Его густые волосы повисли крысиными хвостами, а в глазах была такая растерянность, что девушка не выдержала и заливисто рассмеялась...
...они долго плескались в реке, то брызгая друг на друга водой, то ныряя и пытаясь схватить друг друга за ноги, а потом сидели на берегу, обнявшись, и Анри думала о том, что, несмотря ни на что, вечер удался на славу...

Утром, едва взошло солнце, протрезвевший шевалье де Шаретт пришёл каяться. Он сбивчиво бормотал извинения, держась за голову, явно раскалывающуюся в связи с жесточайшим похмельем. Анриетта, как ни странно, почти прониклась к нему сочувствием и сумела пролепетать что-то вроде: "Полноте, месье Шаретт, я на вас не сержусь..." - однако, впрочем, не подходя к дверному проёму, который неумолимо перегородил д'Эльбе.
- Надеюсь, шевалье, - его голосом можно было бы заморозить Луару, - что теперь, когда ваши извинения п-приняты, вы соблаговолите откланяться.
Шаретт вяло улыбнулся.
- Ничто не заставит вас относиться ко мне лучше, верно? Вы в своём репертуаре, д'Эльбе, - его голос сильно осип, что, может быть, выправлялось бы стаканом воды, но никто и не подумал предложить его шевалье.
- В-верно, - голос похолодел ещё больше. - И мои слова о т-том, что я убью вас, если вы приблизитесь к мадемуазель де Ларошжаклен, остаются в силе.
Шевалье скривился и нехотя выдавил:
- Спасибо, - наткнувшись на удивлённый взгляд д'Эльбе, он пояснил. - Я был пьяным дураком и не понимал, что делал. Если бы вы не помешали мне, то...я бы не простил себе. Видит Бог, я не свят, но я никогда прежде не пытался оскорбить женщину - и я всерьёз счастлив, что вы привели меня в чувство.
Взгляд Мориса ничуть не потеплел.
- Впредь меньше н-налегайте на выпивку, шевалье. Всего хорошего, - неумолимо закончил он, едва заметно поклонился и захлопнул дверь.

Чётки глухо постукивали бусинами. Мимолетно встретив в воспоминаниях кузена Лескюра, она с грустной улыбкой вспомнила первое его появление - впервые за многие годы.
Тогда Морису снова пришлось защищать её...

Все вандейцы сходились на том, что у Луи де Лескюра было много недостатков, но один из них был просто-таки бедствием - то ли по рассеянности, то ли по злому умыслу, но стуком в дверь он утруждал себя крайне редко.
Возможно, в ином случае он мог бы и проигнорировать сплетни, которые в однозначном контексте связали имя его кузины с именем д'Эльбе, но отмахнуться от увиденного собственными глазами он не мог.
Сквозь сон Анри услышала резкие голоса, а потом почувствовала, что Мориса нет рядом. Не иначе как он заботливо укрыл её одеялом, но причина этой заботы среди жаркого лета была ей не ясна до того момента, когда она услышала смутно знакомый голос, сочащийся презрением.
- Я подожду в коридоре, месье, - в вежливом обращении была бесконечная издёвка, - разговор о чести подобает вести тогда, когда на всех его участниках есть хотя бы штаны.
Послышался шорох одежды, скрипнула дверь и голоса притихли, но Анри уже проснулась. Одевалась она наспех, позабыв о том, чтобы прикрыть косынкой глубокий вырез платья...Интуиция подсказывала ей, что ничего хорошего из этого диалога не выйдет.
Она распахнула дверь и с удивлением узнала в собеседнике Мориса кузена Лескюра, которого не видела уже лет пять. Анриетта слышала, что он занял не последнее место в иерархии повстанцев, но пересечься им до сих пор не удавалось.
В данный момент Лескюр угрожающе надвинулся на д'Эльбе и ядовитым тоном отчитывал его, словно мальчишку:
- Вы, кажется, много возомнили о себе, д'Эльбе. Я молчал, когда вас выбрали предводителем в обход людей куда более достойных, я даже не слишком сопротивлялся, когда вы начали устанавливать в армии свои порядки. Но теперь я узнаю, вдобавок, что вы бесчестно совратили мою кузину, воспользовавшись её бедственным положением, и..., - он сделал крохотную паузу, чтобы набрать побольше воздуха для продолжения обличительной речи. Морис даже не подумал воспользоваться ею, чтобы попытаться сказать что-то в своё оправдание, на его щеках горел лихорадочный румянец стыда. Даже если бы Лескюр знал наверняка, что именно ранит д'Эльбе сильнее всего, и то бы не смог уязвить его сильнее.
Морис паузой не воспользовался. Ею воспользовалась Анриетта.
- Доброе утро, кузен, - она постаралась улыбнуться максимально неприятно. - Как я вижу, вам нечем заняться, кроме как с утра пораньше врываться в чужие спальни и бросаться на сучки в чужих глазах, потрясая собственным бревном?
Лескюр посмотрел ей в глаза, но взгляд его тут же против воли съехал ниже. Только сейчас Анриетта поняла, что впопыхах плохо зашнуровала корсаж и её грудь почти не прикрыта.
- В каком вы виде, кузина, - сокрушённо покачал он головой. - Мне больно видеть, как дочь достойных родителей, прежде славная своей добродетелью, греет постель какому-то...
- Больно видеть? - голос Мориса прозвучал неожиданно громко и презрительно. - Больно - так хотя бы на секунду отведите глаза от выреза её платья! Вы смотрите туда неотрывно уже минуты две, и, похоже, были бы не против приобщиться к тому греху, в котором обвиняете меня!
Маркиз, побледнев, обернулся к нему и, трясущейся рукой стянув с руки белую лайковую перчатку, бросил её прямо в презрительно искривившееся лицо д'Эльбе, после чего стремительно удалился прочь от дверей комнаты.

Вечерело. Секундант Лескюра только что принёс официальный вызов на дуэль, которая должна была состояться завтра утром. Маркиз выбрал в качестве оружия пистолеты - каждый должен был пользоваться своим боевым оружием.
Морис тяжело сгорбился в кресле, спрятав лицо в ладонях.
- Это безумие, - наконец, прошептал он, - от смерти каждого из нас выиграют только республиканцы.
Анри было страшно. Она знала, что, согласно правилам дуэли, право первого выстрела принадлежало вызывающей стороне, и знала, что кузен - прекрасный стрелок...
- Я мог бы и промолчать, - горько продолжил д'Эльбе, - но я слишком горд для того, чтобы уметь признавать себя виновным...
Девушка не выдержала:
- Виновным в чём? В том, что я люблю вас, а не моего мерзкого кузена? Или в том, что вы сами любите меня?
Лицо Мориса застыло.
- То, в чём я в-виновен, иногда смешивают с любовью, - он говорил словно бы с трудом, - смешивают, но это не любовь. Это грех и грязь, - лицо его исказилось, точно от мучительной боли.
Анри в три яростных размашистых шага преодолела отделявшее их расстояние. Её руки крепко, до боли стиснули узкие плечи д'Эльбе - даже сквозь ткань сюртука и рубашки она чувствовала выпирающие кости.
- Грех и грязь, вот как?! - прошипела она в его изумлённое лицо. - Значит, мне всего лишь приснилось, как вы несколько месяцев подряд заботились обо мне, давали мне еду и делили со мной кров, не требуя ничего взамен? Неужели мне приснилось, как вы теснились на самом краешке кровати и готовы были спать на голом полу, лишь бы не оскорбить меня? Мне приснилось, наконец, или нет, что даже в тот момент, когда я уже готова была без лишних слов всецело принадлежать вам, вы спросили меня, уверена ли я в своём решении - и были, я знаю, готовы отступить, если бы мой ответ оказаться иным... Боже, Морис, неужели мне надо убеждать вас в том, что ваши чувства ко мне не низки и не порочны? Неужели вы не знаете разницы между формой и содержанием? Неужели вы, - она горько рассмеялась, - неужели вы на каждой исповеди готовы каяться в своей любви?
Он поднял глаза и упрямо сказал:
- Я готов к-каяться в своём грехе...
Слёзы брызнули из глаз Анри. Она закрыла лицо руками, но тотчас вздрогнула, услышав продолжение фразы.
- В грехе. Но не в любви...
...Он целовал её, точно в последний раз, с отчаянной, пронзительной нежностью. В его глазах она видела непоколебимую решимость защищать их любовь - самое светлое, самое прекрасное чувство, последнее, что осталось у них обоих в этой жизни, посреди безумия революции и восстания.
- Я никому не позволю отнять тебя у меня, - захлёбывающийся, исступлённый шёпот. - Никому, Анри, свет мой, никогда!..

Анриетта нервно дёргала кончики косынки. Несмотря на раннее утро - солнце ещё не показалось над горизонтом - спать не хотелось совершенно.
Хотелось преодолеть те несколько десятков шагов, что отделяли её от сцены будущей трагедии, закричать, остановить неизбежное...
Дуэлянты встали на расстоянии десяти шагов друг от друга. На таком расстоянии вряд ли промахнётся даже самый плохой стрелок - это знала даже Анри, не говоря уж о них самих. Д'Эльбе был смертельно бледен, но ничто больше не выдавало его страха. Лескюр, наоборот, не мог сдержать довольной улыбки, и за это девушка ненавидела его даже больше, чем за всю эту дуэль.
- Не боитесь? - беспечно поинтересовался он у противника.
- Господь н-нас рассудит, - с усилием ответил д'Эльбе. Маркиз только шире улыбнулся.
Они одновременно подняли пистолеты. Лескюр, даже не особенно целясь, выстрелил почти сразу.
Кажется, Анри всё же закричала, но Морис по-прежнему остался на ногах и падать не думал.
Роли изменились. Лицо маркиза залила творожистая бледность. Он медленно опустил ненужный уже пистолет и попытался улыбнуться белыми губами.
- Господь рассудил нас, месье, - выдавил он с огромным трудом. - Стреляйте, я в вашей власти.
Д'Эльбе помедлил мгновение, а потом вскинул руку прямо вверх и послал пулю в бездонное серое небо.

"Вы были странным человеком, Морис. Наверное, поэтому-то я вас и любила, и люблю, потому что никогда не встречала никого, похожего на вас и, наверное, не встречу.
Вас мучило сознание той беззаконной формы, в которую была облечена наша любовь, вы желали исправить эту ошибку. Вы почти исправили её - если бы только не..."

Наступил октябрь, а с первыми числами нового месяца пришла дурнота и слабость. Анри при первой же возможности отыскивала спокойное местечко, где можно было бы прикорнуть. Она попыталась было больше есть, чтобы восстановить силы, но её начинало тошнить даже от самой привычной еды. Вдобавок, измученная и испуганная, она срывалась на Мориса и потом чувствовала себя почти преступницей - почти каждый день шли бои, и каждый раз он шёл в первом ряду, и только Господь и Анриетта знали, что за его непроницаемым выражением лица скрывается огромная усталость, физическая и душевная. Он больше не мог улыбаться, а когда пытался - выходила какая-то жалкая гримаса, от усталости он порой даже говорить не мог и только часто и беспомощно моргал в ответ на её мелкие придирки.
Наконец она не выдержала и отправилась в лазарет.

...Пожилой врач с жалостью смотрел на растерянную девушку, но ничего не добавил. Она скомкано попрощалась и медленно побрела прочь, шаркая ногами, и поспешила присесть на ближайший камень, сгорбившись.
Беременна. Всего лишь беременна.
Хотелось расплакаться, жалобно и беспомощно, но некому было утешить её. Анриетта чувствовала себя как никогда уязвимой и беззащитной.
Она не знала, как сказать Морису, как взвалить на него новую ответственность. Девушка настолько задумалась, что не заметила, как прошло несколько часов.
Только увидев вдалеке знакомую фигуру, быстрым шагом приближавшуюся к ней, Анри сбросила с себя оцепенение.
- Ты что на холодном камне сидишь, простудишься же, - голос у д'Эльбе был смертельно усталый. Он взял её за руку и поднял на ноги. - Иди в дом.
- Морис...пожалуйста, проводи меня, - Анриетта знала, что сейчас он опять куда-нибудь исчезнет до самого вечера, а держать в себе новость она больше не могла. Но сообщить её здесь, на людной площади...
Д'Эльбе бросил взгляд через плечо.
- Меня ждут в штабе, - нерешительно заметил он, но, наткнувшись на отчаянный взгляд Анри, махнул рукой. - Ты редко о чём-нибудь меня просишь, к тому же это недолго...
Она крепко схватила его за руку, и они медленно пошли к невысокому одноэтажному дому, где занимали крошечную комнатку.
- Тебе нездоровится? - обеспокоенно спросил Морис, когда она не сдержала усталого вздоха, почти упав в кресло. Анри подобралась, глубоко вздохнула и выпалила:
- Морис...у нас будет ребёнок...
Она крепко зажмурилась и переждала пять томительных секунд тишины, после чего её заключили в крепкие, тёплые обьятия.
Анриетта решилась приоткрыть глаза. Д'Эльбе обнимал её, стоя на коленях перед её креслом. Голова его была опущена, но тут он выпрямился, и девушка с замиранием сердца увидела его улыбку - первую за столько дней.
- Ты будешь моей женой, Анри. Нам бы только выиграть завтра битву - и в ближайший же день нас обвенчают.
Тут Морис внезапно кинул на неё испытующий взгляд:
- Ты же не против, правда? - в его голосе мелькнули нотки страха, в первый и последний раз на памяти Анри.

Она была не против. Она желала этого больше всего на свете.
Только вот битву проиграли.

Анриетта не спала. Не могла спать от тревожного, томительного предчувствия.
Морис поправил на поясе саблю, подошёл к кровати, легко поцеловал невесту в губы и единственный раз за всё время сказал:
- Я люблю тебя.

...И ушёл навстречу битве, навстречу отчаянию, навстречу картечному заряду...

---

Коротко о жизни

Читая твиттер Хоббита, заметила забавный флэшмоб - кто из известных людей родился и умер в день твоего рождения.
Тот печальный момент, когда ты родился в один день с Фуше. А умер в твой д. р. милейший шевалье д'Эон А с учётом того, что на мой день Ангела ещё и Кадудаля казнили...

***
Вспомнила случай из детства, как мы с братом нашли буквально на дороге екатерининскую монету. Методом долгих прорисовок на бумаге мы прочли год.
1794...

***
Вчера мама сделала химию.
Теперь я знаю, как выглядит фем!Кадудаль.

***
Внезапно вспомнила, что полтора года назад заказала себе текстолитовый дирк (шотландский кинжал). До сих пор не могу забрать. So slow...

@темы: vita

---

Крещенский снег.

(Идея бродила в воздухе чуть ли не год, а теперь, в связи с горячим желанием автора дневника что-то противопоставить слэш-контенту, выплыла на страницу дневниковских черновиков. И да, пейринги с д'Эльбе пользуются популярностью , но на этот раз - онли канон)
Фандом: Исторические персонажи, исторические события (Вандея)
Рейтинг: G
Жанры: гет, агнст, драма
Предупреждения: смерть персонажа
Пейринг: Морис д'Эльбе/ Маргарита д'Эльбе
Описание: " Всё, что случилось между нами с первой встречи и до этой минуты, вместилось в три слова - и не нужно было большего..."
Посвящение: Инне ЛМ - за бесценную помощь с матчастью о д'Эльбе)


Ночью Морису стало хуже. Маргарита не решилась лечь спать, так и просидев до рассвета у постели мужа, с тревогой прислушиваясь к его хриплому, затруднённому дыханию.
Караул, стоявший в коридоре, не пропустил её, а на просьбу принести воды, чистых бинтов и корпии солдаты-республиканцы попросту рассмеялись ей в лицо.
- Вот ещё, попусту добро переводить, - сплюнул на пол один из них. - Да его всё равно...
- Отставить разговоры с заключёнными! - лицо и голос генерала Тюрро были абсолютно бесстрастны, и это пугало в нём, пожалуй, больше всего. Маргарита удивилась, когда он едва заметно кивнул ей в знак приветствия и бросил:
- Гражданка Эльбе, готовьтесь проследовать за мной для допроса.
Маргарита смешалась. Она знала, что и мужа, и брата, и Буаси уже неоднократно допросили и отчаялись вытянуть что-то большее из принципиальных роялистов, упорно заявлявших, что не имеют представления ни о дальнейших планах оставшихся на свободе генералов, ни о шпионах в стане "синих". Но при чём здесь она?
- Секунду...гражданин, - в коридоре было зябко. - Я только возьму шаль, - женщина вернулась в комнату.
Морис не спал. Он и ночью почти не спал, начиная задыхаться при малейшей перемене позы и просыпаясь. При взгляде на его измученное, резко постаревшее лицо сердце Маргариты защемило, она поспешно отвернулась и резким, сердитым движением сдёрнула с гвоздя, служившего вешалкой, шерстяную шаль.
- Ма...Маргарита... - сиплый шёпот настиг её уже на пороге, а за ним последовал надсадный, булькающий кашель. Женщина тотчас обернулась.
Морис поднёс к губам платок и сплюнул в него кровь, отчего на некогда белой ткани немедленно расплылось свежее алое пятно.
- Что такое? - усталость последних дней давала о себе знать и в её голосе против воли проскользнуло раздражение, за которое ей мгновенно стало стыдно. - Дать воды? Я сейчас... - Маргарита суетливо пересекла комнату и, плеснув из кувшина в чашку с отбитым краешком, подала её мужу. Тот сделал несколько жадных глотков и вернул опустевшую посуду.
- Там, на улице, - внезапно спросил Морис, - сейчас метель?
Пока он снова закашлялся, Маргарита оправилась от изумления.
- На Нуармутье не бывает метелей в начале января, - осторожно ответила она и покосилась в сторону окна - моросил мелкий, промозглый дождь.
"Может быть", - поразила внезапным холодом мысль, - "он и не помнит, где находится. Что он ещё может забыть в таком случае?". На секунду она почти поддалась острому желанию не ходить никуда, остаться рядом с ним, беспомощным, служить пусть хрупкой, но защитой от проклятого мира вокруг, но быстро вспомнила, что генерал Тюрро - не тот человек, которого можно уговорить и разжалобить. Женщина уже развернулась было к двери, но раненый поймал её руку и крепко стиснул.
- Идёт снег... - зашептал он, словно в бреду. - Я вижу его...чистый, белый...сыплется с неба, сверкает...и светит солнце...словно лестница из лучей, лестница в небо...и двери...
Его глаза были широко распахнуты, но вряд ли он видел хоть что-то. В дверь настойчиво постучали - генералу явно надоело ждать, и Маргарита резко вырвала руку.
Морис словно очнулся и растерянно посмотрел на неё:
- Что... - он согнулся в приступе кашля. Кровь давно уже пропитала бинты и теперь даже на рубашке начали проступать кровавые пятна. Женщина с усталым раздражением подумала о том, что ей потом придётся отстирывать запекшуюся кровь в ледяной воде и с трудом удержалась от кислой гримасы.
- Морис, - она старалась говорить мягко, - меня ждут комиссары. Позволь мне покинуть тебя.
Пытаясь отдышаться после жестокого приступа кашля, д'Эльбе поднял глаза. В них была странная, отчаянная грусть, словно он не мог чего-то объяснить, чего-то очень важного.
- Конечно, - он вытер с губ кровь. Маргарита с облегчением сделала несколько шагов, преодолев расстояние, отделявшее её от двери. И, словно толчок в спину, её настигли три слова:
- Я тебя люблю.
За все пять лет, что они были женаты, он не сказал этого, наверное, даже дюжины раз, казалось, он всегда стеснялся говорить о своих чувствах. Изумлённая, Маргарита снова было хотела обернуться, но тут дверь приоткрылась и послышался холодный голос генерала:
- Попрошу не испытывать моего терпения.
И она так и не обернулась.

Тюрро, к её удивлению, перепоручил допрос кому-то из нижних чинов, а сам, холодно кивнув, вышел. В комнате было холодно из-за приоткрытого окна, и женщина порадовалась, что захватила шаль - без неё, в одном тонком летнем платье, которое так и не случилось возможности сменить на что-то потеплее, она бы промёрзла до костей уже десять минут спустя.
Чиновник оказался довольно приятным в общении человеком. В отличие от Приёра из Марны и Бурботта, допрашивавших Мориса, он вежливо обращался к ней, не перебивал, когда она отвечала на стандартные вопросы, не настаивал, если она что-то забывала или просто не хотела говорить. Маргарита подумала о том, что он изначально не ждал от этого допроса какой-то пользы и проводил его, скорее, для проформы.
В перерыве между вопросами, пока он старательно дописывал её ответ на желтоватой бумаге, женщина внезапно услышала голоса, доносившиеся из приоткрытого окна. Говорили двое, наверное, это были обычные солдаты-республиканцы, сменившиеся с караула.
- Проклятая погодка, - заметил один из них. - Ладно бы хоть на квартире топили сносно, а то нет...
- Выпить бы сейчас, - мечтательно вздохнул другой, - да, боюсь, граждане комиссары в момент учуют, да, недолго думая, поставят к стенке аккурат рядом с каким-нито разбойником...
- Тогда надо поспешить, - хохотнул в ответ первый, - нынче же их главаря расстреливают, слышал? Наконец-то покончат с этой полудохлой контрой!
Маргарита содрогнулась всем телом и резко поднялась. Чиновник тут же вскинул голову.
- Что с вами?
- Почему вы не сказали мне, - её голос дрожал, - почему вы не сказали мне о том, что сейчас расстреливают моего мужа?
- Мадам, подождите...
Маргарита уже рванулась к двери. Чиновник попытался остановить её, перехватив её запястье, но она рванулась, оттолкнув его, и выбежала в коридор.

Мостовая была мокрой от дождя, и женщина дважды упала, в кровь разбив колени, прежде чем добежала до места, хотя путь был довольно коротким.
На площади выстроилась расстрельная рота. Под дулами ружей было четверо.
"...предатель Виланд, сотрудничавший с белыми..." - монотонно читал приговор один из присутствующих офицеров. Полноватый человек в засаленном сюртуке вздрогнул. Он казался странно неуместным в этом ряду смертников.
"...мятежник Отрив..." - Маргарита с содроганием увидела в четвёрке обречённых брата, бледного, как полотно, но спокойного.
"...мятежник Буаси" - названный язвительно улыбнулся бледными губами.
"...мятежник д'Эльбе..." - Морис даже стоять не мог. Его усадили в кресло и он замер там, намертво вцепившись в подлокотники.
Маргарита заметила Тюрро, стоявшего на одном из балконов ближайшего дома и с холодным интересом созерцавшего разворачивающуюся у него перед глазами драму.
"...они разожгли огонь гражданской войны и несут ответственность за её ужасы..."
- Позвольте, - задыхаясь, закричал Виланд, - но я невиновен! Я всегда был предан Республике! - в его голосе послышалась паника. - Я никогда не пытался связываться с мятежниками... - несчастный окинул умоляющим взглядом строй солдат, словно ища поддержки, но обрёл он её с неожиданной стороны.
- Он...говорит правду, - д'Эльбе было трудно говорить. Он почти шептал, но в наступившей на краткие мгновения на площади гробовой тишине его голос прозвучал неожиданно чётко. - Я...знал всех...кто сотрудничал в Нуармутье...с роялистами. Он...невиновен, вы должны...
- Готовься!
Солдаты покрепче перехватили ружья.
- Целься!
Маргарита словно бы только сейчас осознала, что происходит. Бездумно, забыв себя, она изо всех сил побежала к центру площади, оскальзываясь на мокрой земле.
- Нет! - она не узнала своего голоса. - Нет, подождите, позвольте мне умереть вместе с мужем! - глина предательски поехала под ногой, и женщина ничком упала наземь.
- Огонь!!!
Звук выстрелов судорогой скрутил её тело. Маргарита вцепилась ногтями в землю и желала только одного - чтобы в этот момент остановилось её сердце.
"Ты же знал... Знал или догадался - неважно, но почему же ты ничего не сказал?!"
Новая мысль внезапно молнией озарила оцепеневший рассудок:
"Нет. Всё ты сказал, всё самое важное. Всё, что случилось между нами с первой встречи и до этой минуты, вместилось в три слова - и не нужно было большего".

А к вечеру похолодало, и вместо серой дымки набежали тёмные, суровые облака - и впервые за многие и многие годы промозглым крещенским вечером в Нуармутье пошёл снег.
Несколько снежинок ударились в стекло. Маргарита с трудом повернула голову и увидела, как у горизонта облака на несколько секунд слегка расступились, и на мгновение в просвете показалось закатное солнце, чьи лучи протянулись к её окну, словно мост или лестница.
Лестница в Небо.
- ...жди меня, Морис. Я скоро приду к тебе, обязательно приду...

@темы: твАрения, вандейское, в белом венчике из роз впереди идёт д'Эльбе

---

Из письма республиканского генерала Дютро, адресованного Каррье.
"...д'Эльбе, Тингью, д'Отрив, Масси, Пино - все командиры бандитов у нас в руках, и Национальная Бритва будет праздновать!"

Цитату эту я видела почти год назад, когда прочла монографию Шарпентье от пикселя до пикселя (перевод цитаты гугловский, адаптированный). Ну а сейчас залезла во французскую википедию - сначала проверяла соотношение сил при Люсоне, потом как-то незаметно перешла на страницу битвы за Нуармутье и увидела знакомую фамилию...
Господа, знающие французский язык! "Tinguy eut la langue arrachée et fut fusillé dans les fossés du château de Noirmoutier le 10 janvier 1794." - это то, о чём я подумала? Ему реально вырвали язык?
Да, а я ещё называла бредом имевшиеся сведения о том, что допрос д'Эльбе сопровождался пытками...

@темы: вандейское

---

Немного вандейского юмора

Ну, для начала один небольшой фотошопчик. Лескюр придумал в деталях план битвы при Люсоне, попытался реализовать и проиграл. Имея шестикратный перевес в силах. Реакция на поражение:



Из диалога с Хоббитом и Электрой:
Х.: а я тут нашла в своей маленькой пародии на Monsieur d'Elbee слова:
"Месье Шаретт, месье Шаретт,
Про вас напишем слэш и гет"
Пресвятые ананасы...
Э.: слэш уже написали, гет мне корнет обещал
Х.: нихренасе я пророк


Э.: я нашла главу, где Виктория описывает всех предводителей восстания
поочередно
блин, она такая смешная
с мужем на "вы", с Анри на "ты", с д'Эльбе на "ты, козёл"
Одна из самых точных характеристик)))

Я: Только что вспомнила. Говорили, что Шаретт, хоть и любил танцевать, не умел, что у Ларошжаклена были двойки по танцам...
Э.: не умеешь танцевать? Иди в роялисты!

@темы: дружеское, вандейское, немного хихихи

---

Из статьи Е. Мягковой:

"Удивительным фактом остается отсутствие прижизненных портретов или описаний вандейского генерала. Большинство работ относится к самому началу XIX в. и является скорее вымыслом, нежели реальностью. Тем не менее, некоторые общие для всех авторов черты свидетельствуют в пользу определенного правдоподобия. Франсуа-Атаназ был высокого для своего времени роста (175 см.), элегантного телосложения. У него были черные, немного вьющиеся волосы, темные, очень проницательные глаза, немного вздернутый нос, выдающийся вперед подбородок. Однако XX в. с его изменившимися вкусами нарисовал внешность Ф.-А. Шаретта заново, обратив типичного брюнета в наследника древних кельтов с бледным лицом, русыми волосами и голубыми глазами!51 Суждения современников о характере гардемарина и бравого генерала столь же противоречивы. Вопреки канонизированной версии о нем как весельчаке, балагуре,любителе застолий, женщин и развлечений52, молодой офицер гораздо чаще рисовался человеком достаточно замкнутым, даже хмурым, уравновешенным, но одновременно желчным, обидчивым и, главное, чрезмерно вялым. Впрочем, многие сходятся во мнении о его необузданной страсти к экстравагантным костюмам, вычурным прическам и танцам, хотя он не имел слуха и совершенно презирал хореографические фигуры. В 1793 г. Лука де Ла Шампионньер писал об отсутствии у Ф.-А. Шаретта даже примитивного образования, ибо тот "строил свою речь не всегда правильно, а писал и того хуже""

*скорбит над порушенным хэдканоном о рыжем Шаретте*

@темы: цитаты, вандейское

---

Память о земляничном лете

Фандом: Исторические персонажи (Вандея)
Рейтинг: PG-13
Жанры: гет, агнст, флафф
Предупреждения: смена пола, смерть персонажа,
Пейринг: Морис д'Эльбе/Анриетта ( fem!Ларошжаклен)
Описание: Если бы полгода назад Анриетте де Ларошжаклен предсказали, кому суждено навеки покорить её сердце, она бы сочла это на редкость глупой шуткой...
Посвящение: Электре - как инициатору идеи и поставщику травы

Отдалённый грохот пушек заставлял сжиматься сердце Анриетты. Наверное, это было бы смешно - ей неоднократно доводилось быть свидетелем сражений, но сейчас даже самое забавное несоответствие не могло заставить её улыбнуться. Не теперь, когда тот, кто незаметно успел стать для неё всем миром, искушает судьбу под пулями республиканцев...
Если бы полгода назад Анриетте де Ларошжаклен предсказали, кому суждено навеки покорить её сердце, она бы сочла это на редкость глупой шуткой. Их первая встреча помнилась ей до мельчайшей детали.
Зайдя в небольшую комнату, явно наспех превращённую в рабочий кабинет, Анриетта с трудом подавила возглас удивления и разочарования одновременно. Человек, сидевший за обшарпанным письменным столом, меньше всего был похож на героического предводителя роялистов - тщедушный, в плохо сидящем потрёпанном сюртуке, с измождённым некрасивым лицом. Перо, которым он правил что-то в лежащих перед ним бумагах, откровенно говоря, подходило ему куда больше, нежели кавалерийская сабля, брошенная на дальнем углу стола.
- Чем могу быть п-полезен? - холодно осведомился он, поднимая тяжёлый взгляд на посетительницу. По мере того, как Анри путанно и эмоционально излагала своё намерение присоединиться к армии повстанцев - она стреляла не хуже иного мужчины и прекрасно ездила верхом, выражение лица собеседника не менялось, разве что в самом начале он слегка приподнял густые брови.
- Вы в своём уме? - тихо, с плохо скрываемым раздражением поинтересовался он, едва девушка довела свой рассказ до конца. - Это вам не рыцарский роман, здесь не красуются на белом коне со сверкающим мечом. Это даже не простая война, а резня на уничтожение. Послушайте, будем считать, что вы сюда не приходили. Возвращайтесь к родственникам, убедите их бежать в Англию - пока не поздно.
"Тогда почему вы не бежали сами?!" - хотелось крикнуть ему в лицо Анриетте, но вместо этого она судорожно вздохнула и неожиданно даже для себя призналась:
- Дело в том, месье д'Эльбе, что вся моя семья уже в Англии. Они эмигрировали ещё в позапрошлом году, когда опасность была далеко не такой очевидной, а я осталась с тёткой здесь, во Франции. Отец предполагал, что мы последуем за остальными, когда им удастся худо-бедно обосноваться на островах, но тут эмиграция стала затруднительной и мы ждали в надежде на перемены, а потом...потом пришли отряды "синих", - она судорожно стиснула грязный, обгорелый подол платья. В горле встал ком, но Анри, собравшись с силами, продолжила:
- Тётушка велела мне бежать. Я едва успела выскочить в заднюю калитку, как замок окружили. Ночью я пряталась в лесу и видела отблески пожара, а утром обнаружила на месте замка только развалины и...трупы, - она подавила рвущееся наружу рыдание и закончила уже шепотом. - Пожалуйста...не прогоняйте меня...

Так она и осталась возле него. Жить часто приходилось в одной комнате, да что там - даже засыпать у костра под одним одеялом, однако Анриетту ни в малейшей степени не тревожили шепотки у неё за спиной. Д'Эльбе был благороден и даже не думал как-то воспользоваться её полностью зависимым положением - вскоре первое неприязненное впечатление о нём сменилось благодарностью и растущей тёплой привязанностью. Он, даже падая с ног от усталости, всегда заботился о том, чтобы она не была голодна, чтобы её не смели оскорбить. В первые же дни он неведомо откуда достал ей новое чистое платье, смену белья, пару не самых изящных, но удобных и крепких башмаков, ещё несколько необходимых мелочей - а когда она взахлёб засыпала его словами благодарности, только тихо и серьёзно заметил: "Я в ответе за тебя". Тогда она едва заметила фамильярное обращение, так нехарактерное для д'Эльбе, обращавшегося на "вы" даже к простолюдинам, но списала это на разницу в возрасте - он был всего на три года младше её отца.
А однажды ей приснился кошмар, которого она так и не вспомнила в подробностях, но с криком проснулась от страха, разбудив и д'Эльбе, спавшего на противоположном краю большой кровати. Анри была испугана, словно маленькая девочка, долго плакала, уткнувшись ему в плечо, и смогла уснуть только после того, как он лёг рядом с ней, крепко обняв. Тогда она впервые увидела в его глазах какой-то проблеск, но д'Эльбе отвернулся прежде, чем девушка смогла распознать выражение.
Весна выдалась холодной, а далеко не на каждом месте ночлега был даже самый плохонький очаг. Анри привыкла укрываться от холода в объятиях д'Эльбе и была немало удивлена, когда в очередной вечер он попытался незаметно отодвинуться.
- Я вас чем-то обидела? - недоуменно поинтересовалась Анриетта и осеклась, глядя на закаменевшее лицо д'Эльбе. Казалось, что за этой обычной для него маской бушуют непонятные для девушки чувства. - В чём дело?
Он молчал, и Анри уже не надеялась услышать ответ - но он прозвучал, глухо и отчаянно:
- Дело в том, что я ж-живой человек.
- О чём вы говорите? - на краю сознания уже маячил ответ, но она никак не могла принять его. Не д'Эльбе. Кто угодно, но не он.
Его лицо исказилось, словно д'Эльбе внезапно прочитал её мысли.
- Анриетта, не надо делать меня лучше, ч-чем я есть. Я не ангел, и когда ко мне прижимается всем т-телом молодая красивая девушка, я реагирую на это...соответственно, - даже в темноте было видно, как он мучительно покраснел.
Анри думала, что испытает от этого признания отвращение, однако, вопреки всякой логике, она испытала что-то наподобие восхищения человеком, который столь терпеливо сносит искушение, когда лишь собственная честь мешает ему воспользоваться моментом.
Восхищение, благодарность...только ли?

Если в следующие две недели им случалось ночевать в условиях, близких к цивилизованным, то д'Эльбе неизменно отодвигался на самый краешек кровати. В поле приходилось труднее, и Анриетта, случайно прикасаясь к нему, чувствовала, что он напряжён, точно струна. Спал ли он вообще? И без того почти болезненно худой, он ещё больше похудел и осунулся, а в те моменты, когда д'Эльбе встречался взглядом с Анриеттой, в его глазах было что-то мучительное - и голодное, и пристыженное.
Все их отношения, вся расцветшая было теплота и искренность - всё пошло насмарку, и Анри ощутила себя как никогда одинокой, даже спать стала ложиться раньше, не дожидаясь, как прежде, прихода д'Эльбе.
В тот вечер одиночество ощущалось почему-то особенно остро, не пуская желанный сон. Анри даже поплакала немного, вспоминая родителей, сестёр и братьев...
А теперь единственный оставшийся у неё близкий человек всё больше отдалялся от неё. От сознания этого всё больше хотелось разрыдаться или...изменить что-то. Неважно, каким образом.
Она услышала за дверью тихие шаги и поспешно зажмурилась. Скрипнула и снова тихонько захлопнулась дверь, раздался шорох снимаемых сапог и почти неслышные шаги.
- Спит... - едва слышно прошептал д'Эльбе и вздохнул, а потом вдруг опустился на колени рядом с кроватью и осторожно провёл рукой по густым светлым волосам Анриетты. Раз, другой...
- Ты ведь н-ничего не узнаешь, если я поцелую тебя, - казалось, он отчаянно убеждает сам себя. - Всего один раз...
Д'Эльбе медленно наклонился. Она почувствовала на щеке его тёплое, затаённое дыхание и, неизвестно, почему, в последней момент резко повернула голову. Сперва, приникнув вместо щеки к губам девушки, он словно закаменел, было мгновение, когда Анри подумала было, что он сейчас отстранится и снова начнёт просить прощения...
Этого она хотела меньше всего на свете. Что угодно, только не новое отчуждение, не одиночество... Девушка спешно выпростала руку из-под одеяла и крепко обхватила мужчину за шею, мешая отстраниться.
Момент сомнений был позади. Жалкие секунды спустя д'Эльбе уже без сомнений, жадно целовал Анриетту. Губы у него были сухими и потрескавшимися, но ей не было противно, пожалуй, даже приятно. Девушка обняла мужчину уже обеими руками, сдёрнув с его волос ленту и с удовольствием запутавшись пальцами в длинных и густых прядях - наполовину чёрных, наполовину - седых...
...Дёрнув тесёмки на её рубашке, он вдруг замер.
- Анриетта...ты...т-ты уверена, что...
Анри облизнула губы, словно смакуя вкус недавних поцелуев. Она смотрела в глаза д'Эльбе - огромные, широко распахнутые и безумно красивые глаза - и понимала, что ни за какие сокровища мира не пожелает остановить его.
- Да! - собственный горячий шепот показался девушке незнакомым. - Отныне я ваша, отныне и навеки - только ваша!...

Она не ощущала стыда. Что угодно - но не стыд и не смущение.
Почти детское любопытство к новым ощущениям сменилось неизвестной прежде нежностью - с одеждой д'Эльбе словно сбросил с себя многослойную маску, свою ограду от внешнего мира - и остался перед ней полностью беззащитен, доверяя безмерно, и это доверие, при всей сопутствующей ему ответственности, наполняло сердце Анри гордостью и счастьем.

Сейчас, судорожно сжимая белыми пальцами подоконник, она изо всех сил пыталась схватиться за самое светлое, самое счастливое воспоминание, и почти улыбнулась, вспомнив про землянику...

Это было в июле, совсем незадолго до того рокового совета, на котором на д'Эльбе с неприязненными гримасами, словно делая величайшее одолжение, взвалили неподъёмные вериги должности генералиссимуса. Но это было лишь делом будущего, а неудачная атака Нанта, столь дорого стоившая вандейцам, уже перестала быть кровоточащей раной в душе каждого роялиста...
Анри наслаждалась краткими мгновениями мирной жизни. Она была счастлива, что Морис, в последнее время напоминавший изнурённую тень, наконец-то сможет отдохнуть, счастлива, что теперь у них будет чуть больше времени, чтобы побыть вдвоём.
Было прекрасное солнечное утро, только что они закончили завтрак, на удивление вкусный, и д'Эльбе, сдерживая улыбку, с заговорщицким выражением лица куда-то повёл её, крепко держа за руку.
Они неторопливо шли между деревьями ближайшей рощи, подсвеченных солнечным светом. Анри вертела головой во все стороны, пытаясь понять направление их пути, но поняла, что они достигли цели, только когда Морис остановился.
Полянка, покрытая ковром густой мягкой травы, обладала ещё одним приятным дополнением...
- Земляника! - Анри по-детски подпрыгнула и бросилась к ближайшей группе кустиков, жадно обрывая спелые, сминающиеся в пальцах ягоды и запихивая в рот. Краем глаза она заметила, что Морис опустился на землю неподалёку от неё и тоже собирает ягоды, только не в рот, а в горсть. Набрав полную, он пододвинулся к Анриетте.
- Угощайся, - он уже не мог сдержать улыбки, глядя на то, как Анри набросилась на ягоды с неистовством заядлой лакомки. Она даже не помогала себе руками - просто наклонилась и в несколько глотков расправилась с земляникой, слизнув с ладони д'Эльбе остатки сладкого сока. Губы, щёки, подбородок - всё было липким от земляники, а одна маленькая сплющенная ягодка даже прилипла к левой щеке.
- Испачкалась-то к-как... - Морис, Анри знала это, только притворялся сердитым - в глазах его плясали весёлые искорки. Знал ли кто-нибудь, кроме неё, что этот вечно хмурый, замкнутый, строгий человек умел улыбаться, смеяться...
...Что он умел так самозабвенно целоваться, слизывая с её губ сладкий земляничный сок, а потом уже знакомым и любимым движением запрокидывать голову, позволяя ей целовать в ответ тонкую, полупрозрачную кожу у него под подбородком, прижмурив от удовольствия самые прекрасные на свете глаза...


...Грохот пушек сменился зловещей тишиной. Анри до боли в глазах вглядывалась в горизонт, ожидая...
Дождалась.
Не было даже слёз, не было крика. Хватило сил только подойти к залитым кровью носилкам, машинально протянуть руку, которую он взял в собственную и поцеловал окровавленными губами прежде, чем судорожно вдохнуть в последний раз и захлебнуться кровью, хлынувшей в простреленные лёгкие.
Его глаза неподвижно смотрели в равнодушное серое небо. Самые прекрасные на свете глаза, в которых больше не будут блестеть весёлые искорки...
Никогда.

***
(Англия, несколько лет спустя)
За что Анриетта де Ларошжаклен будет всегда благодарна своей семье - так это за умение не осуждать, вгоняя в измученную душу ядовитые иглы, а молча пропустить в дверь исхудавшую, заплаканную, закутанную в лохмотья дочь. И не осудить её даже после того, как она, не тая, рассказала всё.
- Мама! - Анри вздрогнула от тихого зова и безуспешно попыталась напустить на себя строгий вид.
- Уже ночь на дворе. Почему ты не спишь?
- Прости... - маленький темноволосый мальчик потупился. - Просто...мне приснился страшный сон. Там были ружья, и ужасный грохот, и много людей, а ещё... - он вздохнул, явно преодолевая себя, - там была пушка. Она выстрелила и попала в меня.
Стиснув зубы, Анриетта подавила дрожь и подошла к сыну.
- Этого с тобой никогда не будет, - ласково, но твёрдо сказала она. - Это всё было не с тобой, а с...другим человеком. Ничего не бойся, - она поцеловала мальчика в лоб и прошептала: - Спи...Морис...

@темы: твАрения, вандейское, в белом венчике из роз впереди идёт д'Эльбе, ангелоподобная личность

---

Маргарита как-то спрашивала меня о вандейской одежде. Случайно открыла свои "Знамёна Короля" на произвольной странице и наткнулась:
(page 105-106)
С течением времени подобные комитеты были созданы повсюду. Интенданские службы, несмотря на свою примитивность, вошли в обиход. С самого начала в плодородной Вандее не было недостатка в провизии, были значительные запасы зерна, несмотря на то, что с начала войны из центра Франции не доставлялось почти ничего. Провиант для армии поначалу реквизировался под расписку, плата за него обещалась после реставрации монархии, позднее, с начала августа, вандейцы начали печать собственных ассигнатов. Многие фермеры, однако, охотно отдавали требуемое. Были и госпитали, и армейские склады, однако в основном восставшие зависели от захваченной у "синих" добычи.
Не могу удержаться и не прокомментировать. Когда я впервые читала где-то информацию из последнего предложения, мне живо представлялась эдакая компьютерная онлайн-игра. Выбегает собравшаяся на квест команда вандейцев на мирную колонну республиканцев и с них сыпятся типичные предметы "дропа" - Зелье Боевого Духа (60% спирта, 40% конопляного отвара, настояно на мухоморах, процежено сквозь грязные чулки Марата Главным Жрецом Республики А. Шометтом), Кираса Справедливости (дублёная кожа жирондистов, на ней заботливыми руками сестёр Дюпле вышиты нитками из сюртука Робеспьера знаковые декреты), Ружьё Ярости (выстрел производится силой мысли - пулями простыми, разрывными и дробью, при установке улучшения от клубов Парижа может делать до двенадцать выстрелов в день концентратом ядовитой слюны Эбера)...
О чём это я?
Однако вандейскую армию невозможно было сделать организованной, отряды, за редким исключением, не имели постоянной численности. При необходимости каждый приход или коммуна выставляли нужное число человек, некоторым образом по принципу Национальной Гвардии , но, как только непосредственная цель была достигнута, люди возвращались к своим домам и занятиям, подобно Национальной Гвардии они редко воевали вдали от дома. Боншан был единственным вандейским генералом, кто попытался ввести единую форму.* Крестьяне были одеты в свои национальные костюмы, различные в каждом департаменте и даже округе. Они шли на войну, "читая свои молитвы и распевая траурные псалмы".Почти все были обуты в деревянные сабо, при первой возможности сменяемые на башмаки, захваченные у республиканцев. Единственной общей деталью одежды был лоскут коричневой ткани, пришпиленный к куртке, на котором было вышито Сердце Христово, увенчанное алым крестом, обычно на белом фоне. Офицеры носили белые повязки на рукавах и белые шарфы вокруг талии. Самой характерной приметой были головные платки (mouchoir de Cholet), которые повязывали под шляпу. Предводители из дворян обычно одевались в то, что можно было, более или менее, назвать охотничьим костюмом, почти все - но никто не одевался с большим щегольством, нежели Шаретт. Популярные иллюстрации в начале 19 века изображали вандейских крестьян одетыми в бретонский костюм с мешковатыми штанами, короткими жилетами и круглыми чёрными шляпами. Ничто не может быть ошибочнее. Однако недостаток места не позволяет мне детально описывать вандейские костюмы или форму республиканских войск.



* (примечание автора) Часть кавалерии Стоффле была одета в зелёную форму, но это были дезертиры из Германского Легиона. Некоторое число швейцарских гвардейцев, спасшихся из Тюльири 10 августа, также сохранили свою старую форму

@темы: переводы, вандейское, свсм упрлс