Правило пятое: Нет фиков на другом языке - есть промт и фантазия(с)

А я сподобился сделать перевод из свежеобретённой книжки "Буагарди, предводитель шуанов" ("Boishardy, general des chouans"). Читается он, как отдельный фик, рейтинг у этого дела PG-13, по дому разносится моё нечленораздельное и восторженное "ЫЫЫЫЫ!!!...".
Итак...

"Boishardy, general des chouans" р. 36-37
В тот момент, когда он свернул с большой дороги, он услышал, как его окликнул звонкий голос:
- Аматор! Привет, Аматор, я тебя ждала!
Приподнявшись в стременах, он обнаружил на тропинке, бежавшей по гребню холма, Жозефину де Керкадио, дочь его соседки из Вилль-Луэ. Это был ребёнок лет двенадцати, слишком маленький для своих лет - и словно бы казавшийся ещё меньше в своей тёмной юбке из бумазеи и больших деревянных сабо. Она носила на своих прекрасных тёмных волосах маленький чепец из расшитого чёрного бврхата, красиво обрамлявший её нежное лицо.
- Здравствуй, Тростинка*, зачем ты ждала меня?
- У меня есть кое-что для тебя, - ответила она, пытаясь найти удобный спуск.
- Оставайся на месте, я тебе помогу - склон слишком крут, ты можешь упасть и пораниться об ежевику! - крикнул он.
Он спешился и встал внизу, протянув руки.
- Прыгай скорее, не бойся.
Без всяких колебаний она прыгнула, и он поймал её, маленькую и лёгкую, точно птицу - и, как птицу, он осторожно поставил её на землю рядом с собой.
- Что у тебя, Тростиночка?
- Вот, - сказала она, протягивая ему конверт с белой печатью, на которой был изображён горностай, коронованный лилиями.
Пока он раскрывал конверт, ребёнок объяснил ему, что неизвестный всадник привёз письмо в дом мадам де Керкадио. Но для него не имело значения, как пришло это письмо - слишком было важно содержание:
"Этим вечером в девять часов человек, который хочет вам добра, будет ждать вас в Ла Мирлитантуай".
- Почему ты молчишь, Аматор? Там написано что-то плохое?
- Хорошее? Плохое? Я не могу сказать тебе, я не знаю. Ну, там увидим!
Он поднял её, усадил на шею лошади и сам вскочил в седло позади неё. Девочка повернулась с улыбкой и уверенно прижалась к нему. Он был удивлён, что прикосновение и запах этого маленького юного тела могут смутить его - и смутился ещё больше - но вовсе не рассердился - когда она спросила спустя несколько минут:
- Аматор, ты довезёшь меня до Круа-дю-Шен? Дело в том, что мне нужно вернуться домой, моя мать сказала мне спешить, а я задержалась, поджидая тебя.
Когда он снова протянул руки, чтобы помочь ей спешиться, он мягко упрекнул её:
- Я благодарю тебя, Тростиночка, ты очень добра, но ты согласилась передать это письмо... Зачем, если твоя мать ждала тебя?
- Чтобы увидеть тебя, Аматор, - ответила она, пряча лицо в воротнике его мундира.
Затем, прежде, чем он пришёл в себя, он ощутил быстрый поцелуй на своих губах и увидел, как она убегает по заболоченной тропинке.
Невинность или распутство? Смущённый, он не знал, что и думать, она исчезла за корягой, и он остался один.
Однако загадочное письмо, которое лежало в кармане его жилета, изменило ход его мыслей, и он забыл о Жозефине де Керкадио...

*В оригинале "Тростинка"/"Тростиночка" соответственно "Fine"/"Finette"

@настроение:

@темы: переводы, вандейское, шуанское, Колдун и его колдунства

---

А ко мне приехала книжка про Буагарди, оказавшаяся не монографией, а...худлитом. Я вознамерился было расстроиться, как же так, мне была нужна матчасть, но тут я нашёл первую сцену, где Буагарди встречает Жози...
Ааа, Боже, какие же они прелесть! Как можно быть такими милыми, ну как? Я ношусь по потолку только от трети сцены, и суть моего восторга составляют следующие пункты:
● Жозефине двенадцать
● Она сама непосредственность
● Она описана, как слишком маленькая для своих лет, у неё тёмные волосы, вышитый чепчик и деревянные сабо
● Она не может спуститься с крутого склона, Буагарди боится, что она запутается в ежевике и подставляет руки, она прыгает к нему на руки, он её ловит...и сравнивает мысленно с птицей

Это прекрасное чувство, когда тебе чешут ОТП...

@настроение: Как перестать орать от восторга и начать спать?

@темы: книги, вандейское, шуанское, Колдун и его колдунства

---

Забавно. Кажется, я отстал от своего возраста. Очень забавно понимать, что все трабблы своей психики ты можешь объяснить умными фразами из книжек детских психологов, которыми зачитывалась моя мать. И что всё, что со мной происходит, обычно бывает с подростками лет в 14-16.
Именно тогда положено бунтовать против мира, глючить, заводить первые отношения и пытаться что-то менять.

И ещё забавно. С десяти до восемнадцати я был перманентным фаном Толкиена, но так и не завёл себе ни атрибутики, ни глюков, ни контента особого не создал. Тихо упарывался и мечтал выйти замуж за Эомера - просто-таки типичное женское счастье, приправленное возвышенными пострадульками. Матчасть изучал вяло, языки не учил.
С семнадцати и по сей день я упарываюсь Вандеей. У меня кольцо и серёжка с геральдическими лилиями, знамя ККА на стенке кровати-чердака, там же висят портреты Ларошжаклена и д'Эльбе. С последним я имею привычку разговаривать.
У меня есть куча фиков, маниакальное желание продвигать Вандею в массы, я начал совершенствоваться в рисовании и учить французский...
Но хуже всего - я начал глючить, как последний лорд Охрениэль с Эгладора, как четырнадцатилетняя ЧКАшница.
Самозабвенно и до истерик Электре, до дрожи и до слёз. Что бы это ни было - Память, шизофрения или просто буйная фантазия, помноженная на невроз - это не есть хорошо...

@настроение: Опасательное

@темы: о себе любимом, вандейское

---

С утра перед сном калякал что-то невразумительное на планшете, наспех нашлёпал цвет, скинул Электре...и услышал "Шикарно!!".
Причём такой похвалы не было тем моим рисункам, которые рисовались по нескольку часов

А что получилось? А получился Раймонд д'Эльбе (хотя вообще-то по-французски он Раймон, а по-немецки, кажется, всё же Раймунд):

@темы: твАрения, вандейское, в белом венчике из роз впереди идёт д'Эльбе

---

Коротко о жизни

В доме затеян ремонт кухни. Теперь кухня у меня на балконе, а в комнате - проходной двор из родителей. Раздражает, но погнать невозможно, истерить бесполезно, да и совестно. Скорей бы суббота и окончание этого пыльного бардака.
***

Опять решил устроиться в жизни, и если не переехать (видимо, для этого я слишком слабак), то хоть найти работу. Отправил заявку на должность продавца в чайный магазин - всё же не макдак, а на поездки, монографии и бретонский сидр (найденый мною недавно в "Перекрёстке" и очень вкусный) хорошо бы зарабатывать самому...
***

Пытаюсь разобраться в католической матчасти для "Перепутья". Редко когда я чувствовал себя таким тупым и беспомощным, особенно понимая, что сами понятия я могу знать - только в греческой/славянской терминологии. Хорошо хоть текст Тридентской мессы нашёлся хотя бы на русском. Вообще стоило бы сходить и посмотреть на неё в реальности, пока её ещё служат, хоть посмотреть, как всё это смотрится в реальности.
А мне ещё надо найти дореформенный текст венчания и разобраться в их хитровымудренной системе постов.
Что не исключает того, что я лоханусь на мелочи. Например, совершенно случайно узнал, что у католиков не разрешалось по крайней мере до Второго Ватиканского Собора читать самостоятельно Евангелие, и у меня разорвался шаблон.
А ещё разные источники по разному определяют возраст конфирмации. Если я отправлю на неё девятилетнюю Филиппу, надеюсь, это не будет ошибкой...

@музыка: Faun – Walpurgisnacht (как раз для разбора мессы)))

@темы: vita, кактусофагия

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

"Перепутье", глава третья.

Кто-то ещё помнит о существовании этой нетленки?) Четыре месяца не мог дописать главу, а сейчас почему-то взял, сел - и получилось. Не сказать, чтобы хорошо (тут должно быть самобичевание "я никчемный графоман" на пять страниц), но я сдвинулся с мёртвой точки и даже впервые ввёл в повествование двух очень важных для него персонажей. Что кюре Августину, который до самого последнего времени останется у нас бесфамильным, что Филиппе Гиго ещё предстоит сыграть свою роль в сюжете...но обо всём по порядку.
Я искренне надеюсь, что таких провалов в выходе глав больше не будет никогда

Глава третья "Кресты".

"Стоит солдат — и словно комья
Застряли в горле у него.
Сказал солдат: "Встречай, Прасковья,
Героя-мужа своего".(с)

Копыта лошади с противным чавканьем утопали в дорожной грязи - уже вторая зима подряд была непривычно холодной и снежной. Снег сошёл только недавно, в начале марта, и на дорогах вовсю царила распутица.
С самого утра путники - д'Эльбе и Жан Шуэтт - не перемолвились и парой слов. Каким-то невесёлым выходило их возвращение, точно не победители они были.
Луара разлилась, затопив ближние рощи и почти подходя к дороге. Д'Эльбе жалел, что согласился сделать крюк и ехать с Шуэттом до Сен-Флоранской переправы - не пришлось бы одолевать её вплавь по холодной воде - но что поделать, Анжер остался далеко позади.
- К вечеру будем в Сен-Флоране, месье д'Эльбе, - оборонил Шуэтт, и его спутник рассеяно кивнул, не отвлекаясь от смутного потока мыслей - или безмыслия.
Он так отрешился от сиюминутной реальности, что едва не выпал из седла, когда лошадь внезапно с ржанием взвилась на дыбы, взбрыкнув копытами - а разбойник с ругательством шарахнулся от неё, не сводя, однако, ружья с цели.
Д'Эльбе растерянно огляделся по сторонам. Их было пятеро - оборванные, заросшие и грязные, но оружие они содержали в чистоте, и не было сомнения, что даже эти поганые английские ружья выстрелят без осечки, если что-то пойдёт не так.
- Что, кошелёк или жизнь? - невесело спросил Шуэтт, потянувшись рукой к привешенному на поясе печально тощему мешочку.
- И то, и другое, - один из разбойников, по-видимому, главарь, перехватил ружьё поудобнее.
- И какой нам тогда резон вам всё отдать? Так и так ведь помрём, так чего уж там... - Шуэтт, видимо, потянулся к собственному ружью - и тут же раздался выстрел и глухой вскрик боли.
Д'Эльбе резко развернулся и с лёгким облегчением увидел, что спутник ещё жив - только сжимает левой ладонью правое предплечье. Рукав его куртки стремительно темнел от крови.
Надо было действовать быстро.
- Вы б-боитесь, - громко и чётко сказал д'Эльбе, глядя главарю прямо в глаза. Бывший генералиссимус ещё не знал, что именно хочет делать, что-то словно вело его - интуиция? Или он попросту решил швырнуть правду в лицо смерти?
Он не знал и сам.
Главарь сильнее сжал ружьё - видно было, как побелели костяшки пальцев.
- В-вы боитесь - иначе отпустили бы н-нас. Вы не привыкли к ремеслу разбойников - но убивать уже научились. Кто вами командовал - Л-ларошжаклен, Стоффле? Быть м-может, Шаретт? Неужели вы настолько привыкли убивать, что н-не желаете вернуться к мирной жизни?
- Да кому мы там нахрен нужны?! - с неожиданной отчаянной злостью выкрикнул один из разбойников. - Некуда нам идти, ты, кто бы ты ни был! Дома сожгли, семьи по миру пошли, кто и поумирал... Король налоги задрал - хоть вой, хоть землю жри! Пойдёшь в батраки - и себе-то на хлеб не получишь, а земли ни клочка не допросишься...
-Лучше, в-выходит, убивать? - Д'Эльбе обвёл пристальным взглядом всех пятерых. Главарь и ещё один разбойник потупились. - Н-неужели за два года вы н-не устали от крови?
"Я - так устал до тошноты".
Ружьё в руке главаря дрогнуло - и опустилось. Остальные перевели на него взгляды.
- Ума лишился? - выпалил всё тот же разбойник, что так отчаянно возражал д'Эльбе. - Тут тебе какой-то умник наплёл с три короба - красно говорит, не спорю, не хуже нашего кюре, когда тот хочет бросить себе в карман горсть монет - а ты уже и разнюнился, точно баба? Ну, что молчишь?
- Я и вправду не могу так больше, - немного растерянно, потупив глаза, ответил главный. - Ну, положим, постреляем мы немного, ограбим да убьём дюжину проезжих, возьмём грех на душу - а потом что? Поймают нас да повесят, а потом зароют без покаяния, без креста, как собак паршивых. Неужто я ради этого два года воевал с Христовым Сердцем на груди?
- А что, ради того, чтобы спину в батраках гнуть за чёрствую краюху? Чтобы на твоём труде король, барин да хозяин жирели?
- Пусть их жиреют. Отпустим проезжих. Будем жить впроголодь - зато крови больше не прольём.
Главарь решительным жестом отбросил ружьё в Луару, развернулся- и пошёл по дороге прочь, в сторону Анжера.
Оставшиеся четверо переглянулись между собой. В глазах спорщика загорелись недобрые искры.
- Стоять, крыса! Всех нас небось сдать решил? Не выйдет!
Загремели выстрелы. Д'Эльбе вздрогнул и застыл, и прежде, чем он отмер - всё было кончено.
Главарь, спорщик и ещё двое разбойников лежали замертво. Один ещё корчился на земле, и д'Эльбе, влекомый то ли любопытством, то ли состраданием - он и сам не понимал, ещё не отойдя от произошедшего - спешился и подошёл к раненому.
Он был совсем мальчишка, должно быть - ровесник Жиля. Воспоминание о зарвавшемся юнце неприятно царапнуло по краешку душу - как и о том, что предсмертное письмо Маргариты он так и не смог прочесть. Оно упало в лужу вместе с трупом юного санкюлота, зажатое в онемевших навек пальцах - и на листке, пропитанном водой, чудом уцелело только одно слово - "...люблю...".
Это письмо он хранил в нагрудном кармане и часто, забывшись, тянулся к нему, словно бы ища поддержки. И сейчас он поймал себя на мысли, что машинально нащупывает письмо.
- Конец парню, - нарушил Шуэтт воцарившуюся тишину. - Пуля в живот попала, тут и врач не поможет.
Пистолет был заряжен. Д'Эльбе опустился рядом с раненым на одно колено, жестом остановив спутника.
Мальчишка был в сознании и тихо всхлипывал от боли, до крови кусая губы. Слёзы прочертили светлые дорожки на чумазом безбородом лице.
Сам не зная, зачем, д'Эльбе протянул руку и погладил раненого по растрёпанным грязным волосам - прежде чем достать пистолет и послать ему пулю точно в сердце.
***
Паром так и не наладили - да и если бы даже наладили, паромщик мог запросто отказаться перевозить их в половодье. К счастью, течение реки уже успокоилось, можно было спешиться, свернуть одежду и седельные сумки на самом верху седла - и плыть через реку, держась за гриву.
Вода, конечно, была ледяная - д'Эльбе с трудом удержался от вскрика, когда почти с берега провалился по горло. Грести покалеченной рукой было трудно и больно, лошадь брыкалась, грива выскальзывала из пальцев - и их чуть не снесло к самому Сен-Флорану, хотя они хотели переправиться чуть выше.
Они выплыли к берегу на несколько сот пье выше домов - к счастью, в небольшой рощице, где можно было снова одеться. Пуговицы и тесёмки путались в дрожащих, побелевших от холода пальцах.
- Помочь вам? - Шуэтт оделся куда быстрее и теперь согревал дыханием закоченевшие руки. Одна из них сгибалась плохо , наспех наложенная и, вдобавок, промокшая при переправе повязка мало чем улучшала ситуацию.
- Нет. - Отказ прозвучал слишком резко - но д'Эльбе передёрнуло от мысли о чужом прикосновении, пусть даже это будет не вовсе незнакомый человек.
Шуэтт пожал плечами.
- Заночуете у нас? Вы, небось, замёрзли совсем, куда сейчас поедете...
- С-спасибо. - Его и правда потряхивало - пришлось отыскать в сумке фляжку с вином и сделать несколько глотков, не только разогнавших кровь по венам, но и слегка рассеявших тяжёлые мысли и предчувствия - привычных его спутников.
Шуэтт тоже сделал глоток и вернул флягу. Д'Эльбе заметил, что он с трудом сдерживает улыбку и случайно, уже обернувшись к Сен-Флорану, услышал, как Шуэтт едва слышно пробормотал:
- Я почти дома...
***
Дом Шуэтта располагался на берегу реки, но сильно ниже по течению, на другом конце Сен-Флорана. Шуэтт поехал напрямик, но бывший генералиссимус, не сказав ни слова, молча направил лошадь к главной площади.
Улицы были пустынны - видно, никто не хотел потерять башмаки в непролазной грязи. Чавканье лошадиных копыт неприятно разрезало тишину - но д'Эльбе обращал на это хоть сколько-нибудь внимания ровно до тех пор, пока улица, словно ручеёк, впадающий в озеро, не завершилась слишком знакомой площадью...
Крест немного потемнел от влаги, но на нём прекрасно читались всё те же слова:
" Маргарита-Шарлотта Гиго д’Эльбе, 1750-1794. Requiescat in pace*"
Он спешился и медленно побрёл по грязи, предоставив лошадь самой себе - та, впрочем, и не думала удалиться, смирно стоя у забора и тщетно пытаясь разыскать клочок травы на сырой земле - небывалые для Франции морозы уничтожили всю зелень.
Покалеченная природа, покалеченная страна и он сам - тоже покалеченный.
Д’Эльбе не сказал ни слова, даже приветствия или прощания. На что бы он ни надеялся, придя сюда - он не нашёл ничего, кроме двух перекрещенных досок.
Всё было мёртво и пусто. Сырые доски с буквами, складывающимися в имя - больше ничего не обозначающее, кроме едва заметного холмика, когда-то бывшего самым дорогим ему человеком, которого уже ничто не вернёт.
Пожалуй, ему не хватало гильотины - или, на худой конец, хотя бы бутылки вина, пусть даже самого дешёвого и мерзкого. Он бы многое отдал за то, чтобы просто забыться.
Сиро завывал ветер. Не было ни слов, ни слёз.
***
Жан Шуэтт нетерпеливо пустил коня рысью. Тот, отнюдь уже не юный, мгновенно покрылся потом, но его всадник слишком торопился увидеть родной дом - пусть даже его и не ждал особенно тёплый приём, но это вполне могло измениться - ведь он собирался вернуться навсегда. Профессия паромщика никогда не казалась ему захватывающим занятием, поэтому при первом же намёке на перемены он взялся за ружьё и пошёл за Кателино, попросту устав за многие годы от постылой Луары, чьи изученные до последнего деревца берега казались ему настоящей тюрьмой. Но теперь он, пусть и на старости лет, вдосталь повидал мир, теперь самое время снова остепениться, починить паром и жить с переправы, благо никто не занял его вполне хлебное местечко. И на жизнь хватит, и на приданое внучке скопить удастся - а там можно будет выдать её замуж за какого-нибудь славного, работящего парня и спокойно дожить свои последние годы рядом со склочной женой, ворчливой, но такой родной Мариэттой...
Забор сильно покосился, должно быть, размытый паводком. Непорядок - но ничего, он всё поправит, теперь у него есть время...
Ворота были распахнуты настежь, одна створка слетела с петель. На дворе было нехожено, а дом...
Дома не было - только чёрная от угольев земля.
Шуэтт, не помня себя, вылетел из седла, не заметив даже боли в руке, когда схватился за луку. Утопая в вязкой грязи, он побежал по знакомому до последнего камешку двору и остановился почти ровно посередине, дико озираясь, словно надеясь, что в уголке он найдёт жену и внучку...
Но нашёл только крест, на котором спустя минуту с трудом смог разобрать "Мариэтта Шуэтт".
Ему точно перестало хватать вдруг воздуха. Грудь бурно вздымалась, здоровая рука невольно потянулась к сердцу, что не болело отродясь - до этого дня. Боль не сильная, но тупая, ноющая, неизбывная. Не смертная, но горькая.
- Прости, что опоздал. - Он не знал, кому говорит эти глупые, ненужные уже слова - жене, внучке или обеим вместе? Он не знал, кто из них упокоился тут, а кто просто исчез, сгинул - да так ли это было важно?
Куда бы он ни шёл прежде, куда бы не заносила его судьба и бедовая голова - он всегда знал, что сможет вернуться. На него, положим, поворчат, поругаются, но никогда не выставят прочь - потому, что...любят. И он сам любил.
- Прости, - повторил он сдавленно, бережно провёл рукой по свежей ещё древесине креста и медленно, потерянно побрёл прочь.
Месье д'Эльбе нашёл его на противоположном конце двора на чудом уцелевшей лавке - застывшего, оцепеневшего - и ничего не сказал, только молча принялся разводить костёр. Было слишком поздно ехать в Бопрео, уже темнело, ночевать им больше было негде - денег не осталось даже на самый захудалый ночлег. Шуэтт не был уверен, что сможет остаться на ночь на руинах своего дома, но идти куда то был не в силах, будто его разом осушили, точно кружку сидра.
Костёр медленно, неохотно разгорался. Солнце на мгновение показалось из-за густых туч и бросило последний, прощальный луч, прежде чем скрыться за горизонтом. Тени сгустились, и Шуэтт поначалу принял за одну из них маленькую фигурку, жмущуюся у ворот.
Чумазый оборванный ребёнок, прижимаясь к забору, медленно крался к костру. Месье д'Эльбе заметил его первым, но не подал виду, сосредоточенно глядя в огонь, словно пытаясь что-то рассмотреть в мерцающих угольях - что-то, неведомое остальным.
- Дедушка? - раздался тоненький голосок.
Шуэтт вздрогнул и медленно, точно заговорённый, обернулся, жадно вглядываясь в чумазое личико, обрамлённое светлыми свалявшимися волосами.
- Мариэтта? - неверяще пробормотал он наконец. - Внучка, ты?
- Дедушка! - крикнула девочка в ответ и в три оскальзывающихся прыжка преодолела разделявшее их расстояние, прячась в объятиях деда.
- Ты жива, Господи милостивый, ты жива... - бормотал Шуэтт бессвязно, гладя её по голове, а Мариэтта всхлипывала, тесно прижавшись к нему.
***
Мариэтта рассказывала деду о том, как осмелевшие - или оголодавшие? - разбойники сожгли их дом, забрали запасы зерна и убили бабушку. Рассказ звучал немного невнятно из-за того, что девочка параллельно уплетала кусок хлеба, жадно, почти давясь - совсем, видно, оголодала...
Д'Эльбе почему-то было больно - так, как не было даже у креста. Стыдясь сам себя, он в глубине души знал, что предпочёл бы, чтобы так появилась Маргарита - внезапно и чудесно. Это было жестоко по отношению к Шуэтту, с которым они вместе сражались, который был ему предан и почти боготворил его даже сейчас, когда видел не в самых почётных ситуациях - но д'Эльбе ничего не мог поделать со своими эгоистичными желаниями. Чувство собственной мерзости было настолько сильным, что терпеть его было почти невозможно, но вместе с тем с каждым "ты отвратителен и жалок" в груди разливалось странное, истерическое удовлетворение, извращённое удовольствие - прежде он давно уже не получал удовольствия ни от чего. Он повторял это снова и снова, неотрывно глядя на угли - до тех пор, пока они не улеглись спать, но д'Эльбе ещё долго не мог заснуть - и учился наслаждаться собственным ничтожеством.
***
Утро выдалось серым и промозглым - проснулись все от сырого холода, проникшего даже сквозь одежду. Д'Эльбе ежился, в костях ломило, в искалеченной руке поселилась дёргающая боль, заставлявшая его морщиться.
Шуэтт с трудом заседлал лошадей, а после Мариэтта сменила ему повязку. На счастье, рана была чистая, на ней уже запеклась корка, а значит, скоро всё должно было зарасти.
- Думал, к-куда подашься? - спросил д'Эльбе спутника, машинально похлопав по морде лошадь.
Шуэтт растеряно развёл руками.
- Родни у меня нет.
Несколько секунд бывший генералиссимус размышлял, сощурясь.
- У меня нет д-денег на слуг, - наконец, сказал он. - Но если ты согласен на к-кров и стол для тебя со внучкой и пару су в н-неделю, то теперь моя очередь п-приглашать тебя. - Он попытался улыбнуться, но почему-то не вышло.
Шуэтт даже не раздумывал, просто молча кивнул, принимая предложение. Должно быть, он был не слишком счастлив, сменив на старости лет род занятий, но, в конце концов, это был его выбор, пусть даже выбора особого и не было...
Д'Эльбе ехал впереди - Шуэтт с внучкой о чём-то вполголоса переговаривались, а ему почему-то не хотелось слышать чужих голосов. Хотелось вообще остаться в абсолютной темноте и тишине, закрывшись на десять замков от окружающего мира, лучше - с парой бутылок.
И забыться.
Не помнить о том, что когда-то он ехал по этой самой дороге в Шоле, чтобы в последний раз увидеть Маргариту. Забыть, что он вообще когда-то её любил, что он когда-то знал её, что она вообще жила на этом свете сорок три с половиной года. Ничего не изменилось с тех пор, как он в полубреду, в полубеспамятстве уже увидел яму с бурлящей в ней известью, поднял лоскут её платья с земли...
Рука снова потянулась к письму, так никогда и не прочтённому. Будь у него сейчас огонь - он бы сжёг его, будь заряженный пистолет - мог бы убить себя, только чтобы сделать хоть что-то.
Они проехали остролисты, где когда-то нашли тело Отрива. Боль в руке и боль в душе перекликались, точно птицы, если стервятники могут перекликаться, если они могут жрать заживо.
Они объезжали Бопрео по самым окраинам. В стороне остался Нотр-Дам, городская церковь, зато над крышами домов чуть в отдалении от города мелькнула чуть покосившаяся колокольня Сен-Мартена. Д'Эльбе перекрестился - тяжело, точно бы к правой руке привязали двадцатифунтовый груз, а пальцы никак не хотели выпрямляться - получились какие-то когти.
Было воскресенье. Звонили колокола, знаменуя окончание мессы, Нотр-Дам, соперничая, перекликалась с Сен-Мартеном, точно звонари решали обставить друг друга по громкости. Колокол Сен-Мартена знакомо дребезжал - давно надо было сменить, но всё никак не хватало денег...
Лошади замедлили шаг - до церкви осталось не больше полумили, до Вожиро - чуть больше. В прежние времена они с Маргаритой - Боже, зачем он снова о ней вспомнил! - ходили к мессе пешком, если только на дороге, как сейчас, не царила непролазная грязь.
Шагах в двадцати от ступеней церкви, у последнего дома прилегавшей к ней небольшой деревушки, д'Эльбе остановил коня и спешился.
- Можешь подождать меня здесь, - сказал он Шуэтту - и тот остался, когда бывший генералиссимус пошёл к старому обомшелому зданию, увенчанному заметно покосившимся крестом.
Если кто-то его и узнавал, то был слишком изумлён для приветствий -все только оглядывались ему вслед. Шуршали голоса прихожан.
- При выходе из церкви не стукайтесь нимбами о притолоку! - послышался громкий, звучный голос, полный веселья и какой-то неубиваемой, непоколебимой жизни, и спустя несколько секунд на пороге появился его обладатель - высокий, статный старик в выцветшей францисканской рясе.
Д'Эльбе не помнил, сколько лет кюре Августину - но за семьдесят было точно - и все те годы, что они были знакомы, его поражала пламенная, неугасимая энергия этого человека, словно тот был и вправду вдохновлён святым духом. Оставлялось только удивляться, как этот священник остался в их глухой провинции, когда его живой ум, незаурядное образование и воспитание, которые угадывались в его манерах и речи, видимо, далеко не простое происхождение - всё сулило ему судьбу если не кардинала, то по меньшей мере епископа. Вместо этого кюре Августин, казалось, наслаждался местом приходского священника и выращиванием капусты в свободное от заботы о душах паствы время.
Его любили и уважали все - и признанные праведники, и опустившиеся грешники. Своей верой он незаметно, исподволь заражал окружающих, но эта вера не была насилием ни над одной личностью - потому, что пламя веры кюре Августина было пропитано любовью к людям.
Он медленно сошёл со ступеней и безошибочно направился к д'Эльбе. Тот почтительно склонил голову.
- Benedice, pater...**
- Dominus benedicet tui.*** Рад видеть вас, месье д'Эльбе, - кивнул священник с лёгкой улыбкой. Д'Эльбе попытался выдавить ответную - вновь безуспешно. Тёмные пронзительные глаза кюре Августина блеснули, словно вскрывая душу - на мгновение д'Эльбе стало страшно - но священник ничего не сказал, только вновь едва заметно кивнул, точно соглашаясь с какой-то мелькнувшей у него мыслью. - Зайдёте?
Прежде они нередко беседовали после мессы. Кюре Августин был прекрасным собеседником, начитанным и остроумным, не чуждающимся новинок литературы и идей просвещения, но сейчас д'Эльбе не смог бы говорить ни с одним человеком - и даже с самим Богом.
- Извините, - пожал он плечами, словно виноватый подросток - должно быть, со стороны смотрелось именно так, кюре Августин был на голову его выше.
- Тогда не буду вас задерживать. Филиппа! - крикнул он, обернувшись к церкви. - Филиппа, отец приехал!
Быстрый стук деревянных башмаков по камню - и в дверном проёме возникла худенькая фигурка. Чепец сполз с головы, и на ней пламенел настоящий пожар - девятилетняя Филиппа Гиго была огненно-рыжей, как и её покойная мать. Она вообще была похожа на неё, точно две капли воды - только большие серые глаза достались ей от отца.
Вот и ещё одна живая память об умерших, о том, чего уже никогда не будет. О юной девушке, слишком задумчивой, словно завороженной, негодной работнице в большой крестьянской семье, которую родители только рады были отдать в услужение старой сварливой барыне - его матери. О его первой странно запоздалой любви, насмешках матери о том, что он читает служанке стихи вместо того, чтобы поступать, как все нормальные люди и тащить её в постель... О странной робости, стыдливости, с которой они приближались друг к другу - пока и впрямь не разделили ложе, но в этом на удивление не было ничего пошлого и низкого, того, что обычно в изобилии бывает в подобных историях. Об данной себе клятве жениться на ней, наплевав на все приличия - но свадьбы так и не состоялось. О простом деревянном гробе и жестоком финальном "amеn"**** - и о купели, в которой крестили их дочь напротив гроба матери.
Он обнимал живое воспоминание, гладил растрепавшиеся волосы и ощущал тепло - но на душе было холодно, словно в зимнюю ночь.


*"Да упокоится с миром"(лат.)
** Благослови, отец (лат.)
*** Бог благословит тебя (лат.)
**** Аминь

@темы: твАрения, "Перепутье", вандейское, в белом венчике из роз впереди идёт д'Эльбе

---

Здравый смысл: Ты всё равно не помнишь латынь, а у католиков наверняка уже есть устойчивое выражение по этому поводу, ну загугли ты...
Шевалье: Нет, где мой учебник, я буду изобретать велосипед!

Пять часов утра. Ко мне вернулась муза, о чём я горько пожалею уже в десять...

@темы: vita

---

Недавно Электра совершенно случайно наткнулась на инфу про Лескюра. Не спрашивайте, что она делает на сайте про альбигойцев, я сам в недоумении, поскольку всегда считал, что Клиссон...эээ...немножко севернее их основного ареала обитания, но, судя по всему, там приводятся реальные факты из монографии или какого-то исторического труда.
Самые интересные отрывки мы даже перевели. Полностью здесь: "Последний сеньор де Лескюр"

Луи-Мари де Лескюр

Сеньор де Лескюр:
Луи-Мари наследует титул и огромные долги. Ему было всего восемнадцать лет. Он всю жизнь старался погасить долги своего отца, слыша со всех сторон советы отказаться от разорительного наследства, но для него не вставал вопрос о продажи наследства за какую бы то ни было цену - он считал это место своим домом и нёс ответственность за его жителей. <...[И он предпочёл скромную жизнь]...>

Мучаясь над оригиналом, я начинаю думать, что "Лескюр" в данном контексте не только фамилия, но и название поместья, хотя никак не могу понять точно.

Его религиозность:
Священник месье Респланди говорил о нём - "это святой ребёнок". Он был набожен до нелюдимости и почти болезненно щепетилен (лучший пример - погашение задолженности отца на протяжении всей жизни). <...>

Его увлечения:
Он любил учиться, он легко читал на латыни, итальянском, английском, немецком, а после женитьбы начал учить греческий. Он читал с утра до ночи. Он был отличным математиком и мог производить сложные вычисления в уме. Также он любил рисовать карандашом, и у него выходили неплохие пейзажи.

Про математику было ВНЕЗАПНО. До этого я свято считал Лескюра гуманитарием, хотя вообще-то способности к языкам, несмотря на распространённое мнение - совершенно не гуманитарная к моему величайшему сожалению. А вот насчёт рисунков...у той художницы, что рисовала кошмарного небритого Ларошжаклена на ныне удалённой странице был арт, где Лескюр рисует пейзаж. Я тогда удивился, даже думал, не перепутала ли она его с Боншаном, но нет. Странно, что это она знала, а вот о разнице в возрасте между Лескюром и Викторией - нет. Теперь вот мучаюсь вопросом, рисовала ли она его левшой просто так или тоже где-то вычитала? Шпага у Лескюра на портрете висит так, чтобы достать ей правой рукой, но кто знает...

Смутное время...время любви и брака.
27 октября 1791 года в приходе Авесан в Медоке Луи-Мари в возрасте 25 лет женился, получив разрешение Папы, на своей кузине Марии-Луизе-Виктории де Дониссан, девятнадцати лет. "застенчивой и робкой девушке с очень светлыми волосами и близорукими глазами". Это был брак по любви.

А разрешение Папы всё же требовалось. И, не знаю уж, как у Лескюра, но вот у Дониссана, скорее всего, зрение было не особо - близорукость передаётся от отца к дочери.

@темы: переводы, вандейское, святой с каролингом

---

Я знаю, как охарактеризовать принца Тальмона одной картинкой:


Налицо портретное сходство!

@темы: картинкофлуд, вандейское, свсм упрлс

---

После проблем с артером (долгая история, где я сам слегка сглупил) впал в некоторую хандру, ничего не мог делать, всё из рук валилось. Решил поискать клип на ужасно понравившуюся мне недавно песню, а заодно и перевод найти...
О Боже, под таким впечатлением от клипов я не был много лет!
Сначала рекомендую почитать перевод


А потом...


Теперь меня тянет писать под эту песню сонгфик про кого-то из шуанов

@темы: музыка

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Сидели тут с Электрой, обсуждали по трёхсотому кругу Нуармутье, вспоминали ранее скептично отвергнутые цитаты про то, что республиканцы во время допроса могли пытать д'Эльбе. Наш скептицизм впервые был подвергнут удару после того, как мы нашли инфу про вырванный язык Тинги, но всё ещё держался за а) законодательный запрет пыток во Французской Республике б) сомнения по поводу того, что д'Эльбе бы пережил сколько-нибудь серьёзные пытки.
И тут Электра внезапно очень правильно поставила вопрос - неужели д'Эльбе все три месяца было настолько плохо, что он не мог ходить? С тогдашней медициной всё было просто, либо заражение крови и быстро умер, либо идёшь на поправку, если раны совместимы с жизнью. А они явно были совместимы - вон, Груши трижды ранили картечью в грудь, но умер он таки от старости. Ухудшение, связанное с переправкой на Нуармутье, всяко либо загнало бы д'Эльбе в могилу, либо прошло за полтора месяца.
И вдруг он внезапно не может стоять. Не может пройти пару шагов до площади Арм, где его расстреляли - даже с поддержкой друзей. Что-то это подозрительно...
И тут я вспомнил ту цитатку из мемуаров неизвестного республиканского офицера: «когда д’Эльбе говорил, изо рта у него лилась кровь, что заставляло его прерывать разговор».
Раны должны были закрыться уже давно, иначе бы он уже давно выплюнул все пять литров крови.
Если, конечно, что-то не открыло раны вновь. Или кто-то.
Кажется, я начинаю понимать, чем возмущался генерал Тюрро...
Пытать едва оправившегося от ран человека, конечно, глупо. Да и формально пытки в ФР запрещены...
А вот дать кулаком под рёбра, схватить за шкирку и долбануть об стену - почему нет? Хорошенько встряхнуть потерявшую сознание контру, швырнуть снова на кровать и отлить водой, чтобы очухалась...
Кажется, розовые от крови капли воды, капающие с простыни на пол, будут ещё одним зрелищем Нуармутье, которое я предпочёл бы не представлять никогда.

К вопросу о том, почему Тюрро всё не рассказал. Во-первых, негоже было ронять честь республиканцев совсем уж сильно. Во-вторых, Бурботт и Приёр, которые, видимо, и развлекались таким макаром, были ещё живы. Мемуары были опубликованы в 1795, если мне не изменяет память, году. Бурботт дожил до середины этого года и погиб с последними монтаньярами. Приёр ещё какое-то время коптил небо. Думаю, ему не хотелось конфликтов - особенно учитывая порядок, который существовал при якобинцах, когда неугодного генерала было достаточно просто отправить на гильотину. Не знаю, изменился ли он позже, но Тюрро мог опасаться по старой памяти.

@темы: вандейское, в белом венчике из роз впереди идёт д'Эльбе

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Коротко о жизни

Готовил сегодня рыбу в томате, давил чеснок - сломал две чеснокодавки Чеснок подвядший был, давился с трудом, я нажал - от одной отлетел кусок (!), у другой вывалился винт, я бросил её в раковину, а винт укатился в трубу. Кажется, я победитель по жизни, но хоть рыба вышла вкусная.
***

Недавно Электра выдала потрясающее замечание, что в рейтинговом фике с абьюзивными отношениями надо ставить пометку "Зоофилия" и примечание "секс с хомяком" Это замечание сделало мне день.
***

На выходных побывал на даче у крёстной - отдохнул лучше, чем в Будапеште, наелся шашлыков, выспался, полюбовался костром - меня вечно тянет к огню, пожарил красную смородину на травинке - она безумно вкусная получилась. А ещё немного потренировался рисовать с натуры. Из крёстной, правда, вышел японец, зато лилии вышли норм. Понял, что из всех видов рисования предпочитаю графику - штриховка дивно успокаивает нервы.
***

Всё решено - мы идём на Зимнюю Фандомную Битву с командой контрреволюции. Потихоньку начинаем готовить материал, нам уже обещали помочь с клипами, так что без визуала не останемся. Найти бы ещё верстальщика, ибо ни я, ни Электра в кодах вообще не рубим - и было бы просто отлично. Впрочем, надеюсь, это поправимо - а вот то, что мне придётся читать и хвалить кучу фиков сокомандников про Россию, Которую Мы Потеряли - это печально.

@темы: vita, дружеское, немного хихихи

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Очередной флэшмоб

Изначально было по буквам ника, но мне захотелось ответить на всё бегите, глупцы!


- твой ОТП на данный момент
Буагарди/Жозефина, однозначно

- пейринг, который ты изначально не воспринимал, но что-то (или кто-то) заставило передумать
Лескюр/Анри, ибо я был слэшефобом. Но всё круто изменилось, и не далее, как вчера мне пришёл заказанный арт с ними. Теперь мы с Электрой маемся с системой оплаты

- пейринг, который тебе никогда не нравился, и скорее всего уже не понравится никогда
В определённой комбинации мне может заехать всё ("Нет слэша, джена или гета - есть счастье "про них написали!"(с)), но я не в силах понять до конца пейринга Шаретт/д'Эльбе - кроме тех случаев, когда мне сначала хочется помучить его, а потом пожалеть

- пейринг, который ты бы искренне хотел шипперить, но вот просто тупо не можешь и все тут
Д'Эльбе/Боншан. Хочу, но настолько не понимаю Боншана, что не могу. Слишком он для меня рассудочный и уравновешенный...

- приносил ли в свой фандом когда-нибудь нечто ржачное/тупое/крэко­вое - мем, одним словом? если да, то какой
Самый первый наш вандейский мем про прозрачные подштанники Шаретта. Морготова сентиментальная ностальгия...

- максимум, сколько ты был частью фандома по времени
С 10 и до сих пор я кусок фандома Толкиена, хотя почти отошёл от дел.

- помнишь свое первое ОТП? что это был за пейринг?
Из того, что помню - Джон Смит/Покахонтас

- тебе больше доставляют персонажи из аниме/комиксов или их же версии в фильмах/играх?
Однозначно аниме-эстетика.

- как ты относишься к людям в своем фандоме?
Стараюсь беречь подобные кадры. У Вандеи слишком маленький фэндом.

- твой самый любимый артер/райтер дарит тебе право на одну заявку. что закажешь?
Напишу/нарисую сам, я жмот и эстет.

- покажи любимый фанарт или назови любимого артера
По Вандее я могу только Максимилиана назвать, если расширять список - по Толкиену обожаю Дженни Долфен.

- назови любимый фанфик или любимого райтера
Про вандейские фики уже всё сказано, а в толкин-фандоме я давно уже читаю одну Тётю Цилю. И перечитываю. Особенно "Легенду о Тайной Страже"

- придумай рандомную АУшку для любого фандома
Да что угодно, хоть деймоны из "Золотого компаса", хоть омегаверс, хоть клоны по типу ТБ, хоть трилогия...

- шип, который ты забросил, и почему
Я столько всего забросил, что и не вспомнить. Перестал яро шипперить д'Эльбе и Маргариту - видать, взревновал Ушло в никуда огромное количество пейрингов, придуманных с Хоббитом - по понятным причинам.
А ещё я жалею, что так и не написал фик по Эомер/Эовин. Какой бы пейр вышел!

- редкий пейринг, который, как тебе кажется, шипперишь только ты
Мой шуанский отп

- заделись любым своим хэдканоном
В юности Буаси нехило походил по крестьянкам, пленённым его готишным амплуа. Когда в кабенет его папеньки робко постучалась восьмая по счёту беременная девица, папенька не выдержал и спровадил сына в армию.
Вслед ему неслось: "Грёбаный Вильгельм Телль!"

- назови любимые гетные пейринги
Буагарди/Жозефина, Лескюр/его старшая дочь (:shy, д'Эльбе в нескольких разных пейрингах, Фарамир/Эовин, Берен/Лютиэн

- назови любимые фэм- и слэшные пейринги
Лескюр/Анри...и всё как-то...

- признайся - ты один из тех фанов, которые не могут спокойно смотреть что-нибудь, никого не шипперя при этом?
Могу. Я способен наслаждаться личностью персонажа в джене)

- пять любимых персонажей из пяти любимых фандомов
Д'Эльбе, майор Хьюлетт ("Поворот"), королева Розальба ("Последний орк"), Франция ("Хеталия"), Эдмур Талли ("Песнь льда и пламени")

- три ОТП из трех любимых фандомов
Я не напишу в четвёртый раз Буагарди с Жозефиной! Робб/Мирцелла, Джейме/Бриенна ("Песнь льда и пламени"), Тернбулл/Макиэн ("Шар и крест", да простит меня Честертон)))

- фандом, в котором ты никого не шипперишь
"Поворот". Максимум - задумка шиппернуть Тэлмиджа с юным Боншаном...

- пофангерли мальца, что ли. на любую тему. давай-давай
*большой пост о пальцах, глазах, кудрях и прочих частях тела д'Эльбе*

@темы: флэшмоб, фаноны, вандейское

---

Вчера вернулся из Венгрии. Плюсы этой страны - купальни и аквапарк, ночные пейзажи Будапешта, красивенькие рубашки с рынка и мишкольское пиво. Всё остальное мне не заехало от слова "совсем", вдобавок у меня некоторый передоз общения, а Электра перед самым вылетом нехило траванулась. Тем не менее, это был интересный опыт взаимодействия с социумом, я поговорил на английском, побродил по музеям, позалипал на портрет Имре Текели, посидел на берегу Дуная, пытался тушить загоревшуюся салфетку голыми руками, был самым вменяемым в компании троих пьяных и обкуренных девиц (хочешь отучить человека от наркотиков раз и навсегда - дай ему затянуться плохой марихуаной. После того, как он почувствует, как нахрен сгорают его лёгкие и прокашляется, потом испытает приступ паники и финальным аккордом устроит истерику по поводу того, что д'Эльбе умер, а живые люди идут лесом - он никогда больше не свяжется с этой гадостью), участвовал в обучении иностранцев парению в сауне в геллертских купальнях (после двух шапочек холодной воды на каменку температура в бане скакнула от +30 до +90, и все слабаки выскочили под дружный хохот самых стойких), чуть не схватил тепловой удар, купил себе очаровательных рубашек и шикарный артбук, сформировал на пару с Электрой список фиков, которые мы, надеюсь, понесём на ЗФБ...
Жизнь я проживаю не зря

@темы: vita, путевые заметки