- Allons enfants de la Patrie, Le jour de gloire est arrivé ! - Мы посидим.(с)
"
Господа,
Люди из армии патриотов сообщили мне, что им приказано не брать ни единого пленного из нашего войска, если даже они попадут к вам в руки благодаря превратностям войны. Я хотел бы известить вас о том, что ваши намерения разоблачены, и в то же время – доказать нашим обращением с взятыми в сражениях пленными, что наше отношение к ним основано на чести и милосердии, никогда не оставляющих сердца истинных французов. В соответствии со столь же кровавыми принципами, сколь ваши, в соответствии со всем, что использовалось, дабы смутить разум, после всех угроз и восклицаний, которые вы адресовали предводителям католических армий, мы могли бы обрушить возмездие на ваши семьи.
Но наши чистейшие и религиозные чувства велят нам, без всяких сомнений, ответить на преступления, которые заставила совершить революция, той же мерой добродетели. Мы не страшимся ни угроз, ни жестоких приговоров, мы желаем блага, мы желаем его и надеемся, что мы, с Богом и чистотой наших чувств, восторжествуем над этой ордой мятежников, которые не знают меры преступлениям.
Вы, обитатели Ньора, которые, по большей части, меня знают, вы найдёте в авторе этих строк честного человека, коим я всегда был. Я верну вашим семьям отцов, в которых они нуждаются, всякий раз, когда превратности войны предадут их в мои руки.
Я никогда не стану варваром, и до моего последнего вздоха все пленные найдут во мне друга и защитника.
Прочтите внимательно это выражение моих чувств и признайте, что честнейшие люди королевства есть те, кто сражается за религию своих отцов, за восстановление трона и за мир, которого, к несчастью, необходимо добиваться пушечными выстрелами.
Пленные, которых мы возвратим к семьям, засвидетельствуют нашу добродетель и наши благодеяния, а те, которые останутся у нас, смогут однажды вам поведать о мягкости, с которой с ними обращались.
Я в частности и мы в целом непоколебимы в своих принципах. Таковы люди, что пишут вам, и которые не желают ничего, кроме счастья всех французов.
Бернар де Мариньи, командующий католических и роялистских армий, де Ларошжаклен-сын, Дюгу д'Отрив (Duhoux d'Hauterive), Дониссан, де Деарьгье (Dehargues), Лескюр, де Боншан, Сен-Эрмин (Saint-Hermine)"
Мариньи, как известно, не сдержал своё слово, но некоторые - сдержали. Д'Эльбе не мог поставить свою подпись под этим письмом потому, что был ранен, но подпись Отрива намекает на то, что д'Эльбе был с этим согласен.
Судя по тому, что Мариньи обращается к жителям Ньора с тем, что он их знает, и тому, что в округе Ньора есть коммуна Мариньи - это было его поместье. Любопытно, что в его биографии (которую я открыл впервые за полтора года, прошедшие после покупки) об этом не сказано, хотя есть много чего, включая двусмысленные стихи с оттенком слэша про его командира и его английского противника, которые Мариньи написал, участвуя в молодости в войне за независимость в качестве не то флотского офицера, не то офицера морской пехоты. После этого ему был пожалован крест Людовика, а второй, который виден на его портрете - крест святого Лазаря, который выдали ему по окончании военной школы за блестящие успехи в учёбе.
Фонтене-ле-Конт, 28 мая 1793.
Господам обитателям Ньора, для прочтения администрацией департамента и комиссарами Конвента в Ньоре.
Господа,
Люди из армии патриотов сообщили мне, что им приказано не брать ни единого пленного из нашего войска, если даже они попадут к вам в руки благодаря превратностям войны. Я хотел бы известить вас о том, что ваши намерения разоблачены, и в то же время – доказать нашим обращением с взятыми в сражениях пленными, что наше отношение к ним основано на чести и милосердии, никогда не оставляющих сердца истинных французов. В соответствии со столь же кровавыми принципами, сколь ваши, в соответствии со всем, что использовалось, дабы смутить разум, после всех угроз и восклицаний, которые вы адресовали предводителям католических армий, мы могли бы обрушить возмездие на ваши семьи.
Но наши чистейшие и религиозные чувства велят нам, без всяких сомнений, ответить на преступления, которые заставила совершить революция, той же мерой добродетели. Мы не страшимся ни угроз, ни жестоких приговоров, мы желаем блага, мы желаем его и надеемся, что мы, с Богом и чистотой наших чувств, восторжествуем над этой ордой мятежников, которые не знают меры преступлениям.
Вы, обитатели Ньора, которые, по большей части, меня знают, вы найдёте в авторе этих строк честного человека, коим я всегда был. Я верну вашим семьям отцов, в которых они нуждаются, всякий раз, когда превратности войны предадут их в мои руки.
Я никогда не стану варваром, и до моего последнего вздоха все пленные найдут во мне друга и защитника.
Прочтите внимательно это выражение моих чувств и признайте, что честнейшие люди королевства есть те, кто сражается за религию своих отцов, за восстановление трона и за мир, которого, к несчастью, необходимо добиваться пушечными выстрелами.
Пленные, которых мы возвратим к семьям, засвидетельствуют нашу добродетель и наши благодеяния, а те, которые останутся у нас, смогут однажды вам поведать о мягкости, с которой с ними обращались.
Я в частности и мы в целом непоколебимы в своих принципах. Таковы люди, что пишут вам, и которые не желают ничего, кроме счастья всех французов.
Бернар де Мариньи, командующий католических и роялистских армий, де Ларошжаклен-сын, Дюгу д'Отрив (Duhoux d'Hauterive), Дониссан, де Деарьгье (Dehargues), Лескюр, де Боншан, Сен-Эрмин (Saint-Hermine)"
Мариньи, как известно, не сдержал своё слово, но некоторые - сдержали. Д'Эльбе не мог поставить свою подпись под этим письмом потому, что был ранен, но подпись Отрива намекает на то, что д'Эльбе был с этим согласен.
Судя по тому, что Мариньи обращается к жителям Ньора с тем, что он их знает, и тому, что в округе Ньора есть коммуна Мариньи - это было его поместье. Любопытно, что в его биографии (которую я открыл впервые за полтора года, прошедшие после покупки) об этом не сказано, хотя есть много чего, включая двусмысленные стихи с оттенком слэша про его командира и его английского противника, которые Мариньи написал, участвуя в молодости в войне за независимость в качестве не то флотского офицера, не то офицера морской пехоты. После этого ему был пожалован крест Людовика, а второй, который виден на его портрете - крест святого Лазаря, который выдали ему по окончании военной школы за блестящие успехи в учёбе.