Последний рыцарь

[Chevalier Anne d*Hiver]

(Я обожала этот броманс два года назад. Сейчас Лескюр мне не нравится от слова "совсем" - кроме как в компании Анри. Как говорила Электра "рядом с ним Лескюр перестаёт быть козлом". Но его ПОВ...)

Фэндом: исторические персонажи (Вандея)
Рейтинг: G
Жанры: джен, броманс, драма, флафф
Предупреждение: смерть персонажа ни один вандейский фик не обходится без этого предупреждения)))
Персонажи: Луи де Лескюр, Анри де Ларошжаклен
Описание: Лескюр полагал легенды о рыцарях всего лишь красивыми сказками. Его кузен считал иначе - и посвятил свою жизнь тому, чтобы доказать возможность быть истинным рыцарем в любом веке.
Комментарий: Возможны некоторые косяки с хронологией - мемуары Виктории я читала больше года назад а перечитывать не возьмусь, наверное, даже ради науки...

"Он был странным юношей: помимо обычной стеснительности и робости он показывал величайшую решительность и отвагу при столкновении с опасностью. Мадам де Ларошжаклен описывала его как стеснительного юношу не от мира сего." Michael Ross "Banners of the King" (пер. автора)

"Безгрешный рыцарь - я живу
Надеждой; страх исчез.
Я жду, тоскуя, наяву
Вдохнуть ветра небес,
Узнать блаженство вне преград,
В лучистом зареве края;
Недвижных лилий аромат
Во сне вдыхаю я."
Альфред Теннисон "Сэр Галахад" (пер. Светланы Лихачёвой)

Луи натянул одеяло повыше, укрывшись до пояса, откинулся на подушку и с замиранием сердца раскрыл на коленях огромную книгу в выцветшем переплёте - средневековый сборник легенд о рыцарях Круглого Стола.
Свеча чадила и дрожала, при её свете было трудно разбирать корявый готический шрифт - глаза у Луи скоро заболели и заслезились невыносимо. Пришлось закрыть книгу, задуть свечу и попытаться согреться под отсыревшим одеялом мыслями о том, что дома было ещё холоднее.
Несмотря на любовь к одиночеству и тишине, Луи любил бывать в гостях. Бабушка, ворча о том, что внук слишком много читает, кормила его кремовыми пирожными до отвала, тётушка Мари-Франсуаз, всплакнув о безвременно почившей сестре, набивала ему полные карманы конфет - правда, вредная кузина Виктория под шумок утаскивала половину и показывала из-за угла длинный розовый язык...
В ла Дюрбелье он любил бывать больше всего. Тут царила какая-то необычайно тёплая атмосфера, наверное, можно было бы сказать - домашняя, если бы он хоть капельку любил родной замок Клиссон. Здесь, в отличие от Клиссона, все были необычайно доброжелательны. Ларошжаклены приходились Луи не такой уж и близкой роднёй, но, казалось, никто здесь об этом и не помнил, и величавая графиня Констанс, пожалуй, относилась к нему не намного прохладнее, нежели к собственным детям. Наконец, тут даже камины топили намного жарче, и мерзлявый тощий Луи, наконец-то, мог отогреться не только душевно, но и телесно.
Однако этим вечером сильно похолодало, и даже солидная горка поленьев, прогорев, не смогла полностью прогреть старые сырые стены. Луи дрожал, закутавшись в одеяло.
В темноте скрипнула дверь, и раздалось шлёпанье босых подошв по каменному полу. Луи подскочил и яростным шёпотом выдохнул почти в лицо незваному гостю:
- Анри, вовсе не смешно забираться ночью ко мне под одеяло! Я останусь заикой!
Мальчик, невидимый в сырой темноте комнаты, шмыгнул носом, потоптался и, наконец, ответил - тоже шёпотом:
- Кузен, ну пожалуйста, можно я останусь? Констанс и Анна спят в одной кровати, им тепло, а я не могу заснуть, я замёрз, - он шмыгнул носом ещё жалобнее и Луи тут же сдался.
- Только попробуй сделать лужу мне в кровать, - пробурчал он, пытаясь хоть как-то отыграться за столь поспешную ретираду, и откинул одеяло. Анри тут же забрался на кровать.
Кузен был очень тёплым и по-детски пухлым, его было приятно крепко прижать к себе. Луи согрелся даже прежде, чем услышал тихое посапывание Анри, а вскоре и сам заснул.

С раннего утра Луи всерьёз пожалел, что согласился приютить кузена. Тот, как и большинство пятилетних детей, любил просыпаться до света, и, как большинство пятилетних детей, не мог усидеть на месте и нескольких минут. Разбудили юного Лескюра прыжки кузена по кровати - и даже то, что Анри играл в битву при Рокруа, олицетворяя собой все шестнадцать тысяч солдат Конде, ничуть его не оправдывало. Луи было всерьёз подумал выставить кузена за порог, но вспомнил, что в коридоре сейчас гуляет ледяной ветер, а на Анри только лёгкая ночная рубашка - было бы форменной жестокостью заставлять ребёнка идти босиком по ледяным камням в его комнату и там трястись под простывшим за ночь одеялом.
- Анри, сядь, посиди спокойно, - устало вздохнул юный Лескюр. - Я...я тебе почитаю вслух, - с облегчением нашёлся он, наткнувшись взглядом на тяжёлый том.
- Ну...это же ску-учно, - протянул Анри, но послушно уселся в изножье кровати и приготовился слушать. Луи зажёг свечу - рассвет ещё только занимался - и раскрыл книгу...

Лескюр ещё никогда не видел кузена настолько тихим и задумчивым. Анри, приоткрыв от изумления рот, внимал легендам о мече в камне, об Утере Пендрагоне, о могущественном Мерлине и братстве рыцарей, а однажды, когда Луи охрипшим голосом дочитывал легенду о сэре Галахаде, он заметил слёзы в огромных голубых глазах кузена.
- Я...я тоже так хочу! - Анри захлёбывался восторгом. - Почему, почему больше не стало рыцарей...настоящих рыцарей...
Луи, уже успевший ознакомиться с бессмертным творением Сервантеса, хотел было усмехнуться, но словно осёкся. В глазах кузена было столько восторга, столько искреннего стремления к идеалу, что он почувствовал себя не вправе лишать его хотя бы иллюзий.
- Мы можем стать настоящими рыцарями, Анри, - голос однозначно осип, но всё же был довольно проникновенным. - Стоит только представить, стоит только захотеть - и я стану подобен Ивэйну, а ты - Галахаду, - Луи надеялся, что в его словах незаметно фальши.
- Правда? - на лице Анри застыла улыбка.
- Правда, - выдавил Лескюр, не на секунду не поверив сам себе. - А теперь беги к себе - уже совсем рассвело, скоро будет пора спускаться на завтрак.
Топот босых пяток кузена затих в коридоре. Луи чувствовал себя препаршиво - он чувствовал себя обманщиком.
"Он поиграет и успокоится", - попытался он убедить самого себя. - "Не может же он всерьёз поверить в это..."
Лескюру почти удалось убедить самого себя, но тут он вспомнил искренний восторг в глазах кузена - и новообретённая уверенность исчезла...
Впрочем, вскоре он напрочь забыл этот эпизод - и много лет не вспоминал о нём.

Пятнадцать лет спустя...

Конь подскользнулся на обледеневшем камне мощёного двора. Маркиз с трудом удержался от падения, а вот от раздражённого ругательства, при всей своей нелюбви к сквернословию, удержаться не мог.
В первые минуты замок Дюрбелье, прежде так полный жизни, показался ему необитаемым - несмотря на суровую зиму, дым из труб не шёл, почти все окна были плотно прикрыты ставнями, а вокруг не было видно ни души. Впрочем, боковая дверца была не заперта даже изнутри, а когда Луи заходил внутрь замка, он услышал из конюшни на ближнем конце двора раздражённое ржание - вряд ли лошадей оставили бы запертыми в конюшне, покидая замок...если, конечно, не случилось ничего непредвиденного - вроде визита отряда местной Национальной Гвардии.
Испуганный последним предположением, Лескюр почти взлетел по лестнице до жилых комнат и быстрым шагом двинулся по коридору. Одна из дверей в дальнем его конце распахнулась, из-за неё появилось дуло пистолета, и простуженный голос немного гнусаво поинтересовался:
- Кто идёт?
Луи облегчённо вздохнул и сделал несколько шагов вперёд - так, чтобы серый свет зимнего вечера осветил его лицо.
- Это я, кузен. Рад видеть тебя живым и невредимым.
Пистолет исчез.
- Заходи в комнату. Тут холодно, - кузен говорил до странности безэмоционально и вяло. Луи обеспокоенно нахмурился и поспешно принял приглашение.
Комната графа де Ларошжаклена напоминала берлогу. Помимо пыли и грязи, копившихся тут не одну неделю вкупе с грязной посудой, тут было свалено, в принципе, всё, что могло понадобиться Анри, включая любимые экспонаты его обширной коллекции оружия, приличный запас пороха и пуль, а на кровати высилась скомканная груда разномастных одеял - помимо тех нескольких, в которые в данный момент зябко кутался обитатель комнаты, в которой было, кажется, ещё холоднее, чем на улице.
- С каких это пор у вас не топят, Анри? - поинтересовался успевший порядком продрогнуть Лескюр. Кузен ответил ему непривычно сумрачным взглядом:
- С тех пор, как в замке закончились не только дрова, но и мебель. Купить не на что - все деньги, что отец оставил, закончились, да и некому - слуги ушли, когда не стало жалованья, а меня, боюсь, арестуют при первом же появлении в Сен-Обене.
Анри выглядел неважно - и без того довольно стройный, он сильно похудел и осунулся, под глазами у него залегли тёмные круги, одежда была рваной и грязной, прекрасные золотистые волосы, бывшие прежде предметом его гордости - давно не мыты и даже не причёсаны, на щеках горел подозрительный лихорадочный румянец. За то время, пока Лескюр оглядывал кузена, тот дважды сипло закашлялся и несколько раз шмыгнул покрасневшим носом.
- Вовремя я приехал, - слегка брюзгливо заметил Луи. - За тобой, Анри, глаз да глаз нужен. В этом замке осталось ещё хоть что-то, что можно пустить на дрова?
- Конюшня. Но там Ахилл, не ломай её, пожалуйста!
Против воли и печальности ситуации маркиз слегка улыбнулся. Это было так похоже на Анри - заботиться о своей лошади в ущерб самому себе. Прекраснодушный мечтатель...
- Если я разломаю соседнее стойло, с Ахиллом ничего не случится, - отрезал Лескюр и отправился к конюшне, бросив с порога, - А ты завернись в одеяла и грейся.

Неумело работая найденным в той же конюшне заржавевшим топором, Луи кое-как порубил рассохшиеся доски стойла на неровные обломки. Подумал - и порубил заодно и соседнее: Анри следовало и обогреть, и отмыть, да и сам Лескюр, поняв, что в Дюрбелье придётся заночевать, предпочёл бы провести ночь в жарко натопленной комнате. Кинул тихо заржавшему Ахиллу охапку сена и в несколько приёмов перетаскал дрова к дверям комнаты кузена.
Еды не было ни на кухне, ни в кладовых - после тщательного обыска маркиз нашёл только остатки кофе в запылившейся баночке, немного засохшего сыра и чёрствого хлеба - как раз хватило бы им двоим на ужин.
К счастью, на кухне нашлось жестяное ведро и довольно большое корыто. Всю добычу Лескюр, пыхтя, оттащил наверх и пошёл за водой. В камине комнаты горел огонь, и прямо на нём грелась вода для мытья.
- Давай, раздевайся, - Луи вылил в бадью последнее ведро воды, придвинул поближе комок тряпок и кусок мыла. Анри, дрожа и ёжась, сбросил одеяла, а потом, понемногу - и кишащую вшами одежду. Лескюр, брезгливо сморщившись, собрал её и бросил в камин.
Вода вокруг Анри пошла грязными разводами. Граф, обессиленно откинувшись на стенку корыта, даже не пытался как-то привести себя в порядок - только блаженно вздрагивал, наконец-то согреваясь.
Лескюр возвёл очи горе, осознав, что работы всё прибывает...

Маркиз собственноручно вымыл кузена, причесал и даже одел его в чудом отыскавшееся чистое исподнее - сам Анри, казалось, с приходом кого-то более старшего и ответственного с облегчением сбросил с себя ответственность за собственное благополучие, и Лескюр, при всём своём раздражении, не мог его винить, особенно после того, как, внимательно пощупав лоб кузена, понял, что у того час от часу усиливается жар. Постель Луи тщательно перетряхнул, прежде чем снова уложить в неё Анри, укрыв кузена несколькими одеялами - но тот всё равно дрожал. Со злой обречённостью Лескюр думал о том, что даже назавтра уехать у них вряд ли получится - тащить трясущегося в лихорадке кузена верхом за почти десяток лиг было бы не просто жестокостью - форменным убийством.
Анри вяло прожевал кусок хлеба с сыром, а кофе и вовсе не допил - протянул чашку кузену, слабо кивнул и отвернулся к стенке.
- Холодно... - прошептал Анри едва слышно. Лескюр в отчаянии оглянулся на камин - даже тот вполне солидный запас дров, который он успел заготовить, подходил к концу, и в комнате неумолимо похолодало.
В который раз за вечер тяжело вздохнув, Луи потянул с себя верхнюю одежду и сапоги, забрался под одеяло и крепко прижал кузена к себе. Тот казался раскалённым, словно сам вдруг превратился в уголёк - Лескюр вдруг впервые отчётливо ощутил страх за его жизнь.
- Только не вздумай мне тут умереть, - прошипел он. Анри не ответил, только крепче обнял его, щекоча лицо мокрыми волосами.

Несколько следующих дней запомнились маркизу мозолями от топора, которым он изрубил все конюшенные стойла и принялся за двери пустующих комнат, опасливым походом в Сен-Обен, где ему удалось купить немного хлеба, а главное - постоянным, изматывающим страхом за жизнь кузена. Температура у него спадала мучительно медленно, однако с ней отступал и надсадный кашель, и слабость, вскоре начал просыпаться аппетит - и Луи начал постепенно успокаиваться. Чтобы чем-то занять себя, он разбирал завалы в комнате Анри: многое выбросил, оружие пришлось основательно почистить, но это позволяло хотя бы ненадолго отрешиться от скуки, зарождающейся тоске по жене, оставленной в Клиссоне, и боязни за Анри.
Наткнувшись на книгу в выцветшей обложке, Лескюр немало изумился - уж что, а книги интересовали Анри в последнюю очередь. Название почти стёрлось, и он открыл книгу, желая узнать содержание, будучи почти уверен, что обнаружит что-то, посвящённое одной из двух главных страстей Анри - войне или охоте.
Каково же было его удивление, когда он узнал в этой книге тот самый сборник легенд...

Анри проснулся к вечеру, с аппетитом поел - Луи решил не намекать на то, что лежавший на тарелке хлеб предназначался им обоим на ужин и великодушно позволил кузену съесть и его порцию тоже. Подождав, когда граф тщательно подберёт последние крошки, Лескюр ненавязчиво поинтересовался:
- Кстати, а книжка-то тебе зачем? Не наблюдал за тобой прежде ни капли любви к чтению...
Анри в искреннем изумлении вскинул голову:
- Но...это же...это совсем не то, что скучные книжки! Это же жизнь, такая, какой она должна быть...
Лескюр не выдержал - иронически рассмеялся и тут же пожалел об этом - в глазах Анри медленно, но верно назревала изумлённая обида:
- Кузен...но ты же сам говорил мне, разве ты не помнишь? Каждый может стать рыцарем, если захочет...
- Пора бы вырасти, Анри, - сухо заметил Луи. - Пора оглянуться вокруг и понять - время рыцарей прошло.
Под взглядом кузена маркиз ощутил себя предателем, но Анри больше ничего не сказал. Только молча отвернулся к стенке, а тихие всхлипы Лескюр предпочёл счесть почудившимися.


Прогремели первые взрывы Вандеи. Кузен, не слушая уговоров, сбежал на войну - и вскоре прославился на всю армию своей безудержной отвагой. Но главное - не было, кажется, ни одного человека в Вандее, относившегося к Анри с чёрной завистью или ненавистью... Сам Лескюр, присоединившись к восстанию, столкнулся с совершенно другим отношением - и однажды, незадолго до штурма Люсона, у них с кузеном случился разговор.
Они медленно прогуливались по кромке гречишного поля, выглядевшего обидно заброшенным.
- Разве тебя не раздражает, Анри, - с необычной для него горячностью говорил Лескюр, - когда ты видишь, что проблему можно было бы решить лучше и проще, если бы только власть была у тебя - у тебя, а не у какого-то выскочки?!
Анри сочувственно улыбнулся:
- Тебе опять не дают покоя приказы д'Эльбе? Оставь, он не такой уж плохой командующий - представь на этом месте, например, принца Тальмона...
Луи передёрнуло от подобной перспективы, но он упрямо мотнул головой и продолжил с ещё большим ожесточением:
- Может, он и не самый безнадёжный командир, но человек он отвратительный. Разве тебя не передёргивает от этой его манеры постоянно поминать Провидение? Он постоянно хочет показаться святее Папы!
- Тебе не приходило в голову, что он делает это от чистого сердца?
- Лицемерие от чистого сердца? Это что-то новенькое! - желчно усмехнулся маркиз.
Анри остановился.
- Нет, не лицемерие. Вера. Если его слова - не попытка показаться святым, а молитва, искренняя и сердечная?
Лескюр скептически хмыкнул.
- Ты вечно пытаешься убедить меня в праведности всех и каждого, Анри. Прекращай играть в Галахада, наконец...
- Никогда.
В первый раз в жизни Луи услышал в голосе кузена лёд. Пытаясь скрыть смятение, он усмехнулся, махнул рукой и поспешно удалился прочь.


Поражение под Шоле и путь через Луару Лескюр почти не помнил - постоянно лишался сознания от мучительной боли в простреленном виске. Рана начинала воспаляться и Луи с ужасом думал о том, что он может лишиться рассудка прежде, чем умереть.
Д'Эльбе, к сожалению или к счастью, за Луару не отправился - раненый, он был переправлен на Нуармутье. При всей неприязни к нему, сейчас, в свете перспективы получения в качестве командующего принца Тальмона, Лескюр был готов встретить д'Эльбе едва ли не с распростёртыми объятиями...
В перерывах между приступами невыносимой боли маркиз пытался найти кандидатуру в противовес Тальмону. Ехидный голос в уголке сознания говорил, что даже ручная белочка дофина стала бы достойным соперником принцу, но ни белочке, ни Тальмону нельзя было доверять вандейскую армию...то, что от неё осталось...
И случилось так, что кандидатуру Анри на ближайшем совете одобрили почти все. Кроме Тальмона, Стоффле и самого Анри, выбежавшего из промёрзшей залы совета при словах "Теперь вы - наш предводитель, граф".
Лескюр попросил Викторию отыскать кузена. Когда тот, наконец, появился, лицо его опухло от слёз. Анри с порога бросился к Луи и, не заметив, как тот скривился от боли, крепко обнял его и снова разрыдался.
- По...пожалуйста...я не хочу... - пробилось сквозь истерические всхлипы.
А Лескюр внезапно понял, что нужно сказать.
- Анри, - говорить было трудно, - послушай меня. все эти годы я считал, что рыцари ушли в прошлое. ушло в прошлое бескорыстное и самоотверженное служение идее - защищать тех, кто не может сделать этого сам, защищать Трон и Алтарь. Ты сказал, что докажешь мне - рыцарем может стать каждый... Докажи! Больше некому нынче стать во главе Королевской Католической армии.
- А ты? Как же ты? - Анри поднял заплаканное лицо. У Лескюра защемило сердце - ну не мог он так просто отправить на персональную Голгофу этого идеалиста - с него бы сталось!
Низко рассчитывать на самопожертвование человека - но иного выхода Луи не знал.
- Я одной ногой стою в могиле, а скоро опущу туда и вторую. Пока жив - постараюсь помочь, а там - не обессудь. Попытайся найти управу на Тальмона - он жизни тебе не даст. Стоффле поддерживает его, но не станет противиться тебе, как только поймёт, чего стоит принц, остальные - на твоей стороне.
При слове "остальные" лицо Анри мучительно исказилось. Лескюр понимал его - вандейский генералитет изменился с начала войны не в лучшую сторону, но Анри придётся как-то справляться. Так постановил совет.
- Бог благословит тебя, Анри, - с искренним убеждением закончил маркиз.
"Бог любит идеалистов".

Бог действительно любит идеалистов - и забирает к себе тех, кто остался верен до конца своему идеалу - каким бы не был конец рыцаря. Умрёт ли он от ран или лихорадки, защищая Гроб Господень, погибнет ли в бою, защищая слабых, получит ли предательский удар в спину от недавних союзников...
....последнему рыцарю Бог присудил погибнуть в момент торжества победы. Пуля ожесточённого беглеца, презревшего предложение сдаться на общеизвестное милосердие победителя, пробила лоб графу де Ларошжаклену.
Он умер мгновенно.

@темы: твАрения, вандейское, ангелоподобная личность, святой с каролингом

Comments

[Инна ЛМ]

Прекрасный броманс! Люблю этот жанр, а тут еще и такие подходящие для него персонажи.
А в какой мере здесь присутствует авторский домысел, особенно во фрагменте с ухаживанием за больным Анри?

[Chevalier Anne d*Hiver]

А в какой мере здесь присутствует авторский домысел, особенно во фрагменте с ухаживанием за больным Анри?
Авторского домысла, признаться, довольно много... В каноне (мемуары Виктории) было сказано только то, что Анри переехал по настоянию Лескюра в Клиссон из опустевшего Дюрбелье...ну а уж как оно было там - вопрос.
Почти полностью основан на каноне только эпизод с избранием Анри на должность генералиссимуса, остальное - романтичные домыслы, от канона только отталкивающиеся

Спасибо за отзыв, безумно приятно)))

[Инна ЛМ]

Анри переехал по настоянию Лескюра в Клиссон из опустевшего Дюрбелье...ну а уж как оно было там - вопрос.

Вот-вот, всей семьей смотались в эмиграцию, а старшего ребенка бросили дома одного, голодного, холодного... Хорошо, что нашлось кому о нем позаботиться!))
У вас получилось очень достойное сочетание трогательности и реалистичности, даже на бытовом уровне. Флаффность умеренная, как раз такая, какую хотелось бы видеть лично мне как читателю - к первой части, где они оба еще дети, это тоже относится.

[Chevalier Anne d*Hiver]

Вот-вот, всей семьей смотались в эмиграцию, а старшего ребенка бросили дома одного, голодного, холодного...
Если формально - не старшего ребёнка, а старшего сына. У него ещё сестра старшая была, на два года, вроде.
а ещё два младших брата и три младших сестры, кажется...

Но да, на самом деле, не понимаю, чем они руководствовались. Лескюр не такой уж и близкий родственник Анри, чтобы непременно о нём заботиться, а по поводу детской дружбы - исключительно мои предположения. Ну надо же было несчастному сиротинушке Луи с кем-то дружить? Правда, я видела очень милый арт, где они в детстве с Викторией Но они там выглядят неканонично ровесниками, да и вообще той художнице довольно трудно простить другие вандейские арты - например, небритого Ларошжаклена...

Насчёт флаффности - я сама не люблю нереалистичность. Ну, например, драббл о смерти Боншана в моём исполнении тянул бы минимум на R, потому что красивые жесты - это одно, а правда жизни говорит нам о специфическом запахе перемолотых внутренностей...
Именно поэтому я пока и не написала драббл о смерти Боншана...хотя идея неплоха

[Инна ЛМ]

той художнице довольно трудно простить другие вандейские арты - например, небритого Ларошжаклена...

Помню эти арты - я видела их благодаря ссылкам в вашем дайри. Честно говоря, они мне не особенно понравились, потому что, на мой вкус, мало похожи.
Что касается небритости Ларошжаклена, то у двадцатилетних юношей борода обычно уже растет; хотя у светло-русого блондина, конечно, будет менее заметна, чем у темноволосых. Если его изображают на портретах идеально выбритым, то это не значит, что он и в реальности всегда имел возможность так выглядеть, особенно в конце 1793 - начале 1794 гг., когда жил то в лесном шалаше, то в прочих малокомфортных условиях.

Именно поэтому я пока и не написала драббл о смерти Боншана...хотя идея неплоха

А вы попробуйте. Вдруг он напишется так, как вы сочтете правильным.

[Chevalier Anne d*Hiver]

Помню эти арты - я видела их благодаря ссылкам в вашем дайри. Честно говоря, они мне не особенно понравились, потому что, на мой вкус, мало похожи.
У неё очень странный стиль. Нормально там выходит только Лескюр - потому что и в каноне он...мягко говоря, не Аполлон.
Но, поскольку артов по Вандее не так уж и много, то приходится оценивать всё и пить валерьянку


Что касается небритости Ларошжаклена, то у двадцатилетних юношей борода обычно уже растет; хотя у светло-русого блондина, конечно, будет менее заметна, чем у темноволосых. Если его изображают на портретах идеально выбритым, то это не значит, что он и в реальности всегда имел возможность так выглядеть
На самом деле дискуссия о бороде Ларошжаклена скоро перейдёт в раздел вечных тем Я даже маму в неё втянуть умудрилась
Если брать классическую серию портретов, то там он не выбритый, а именно безбородый. Если смотреть картины в высоком разрешении, становится видно, что все остальные генералы побриты - отчётливо прорисована тень, даже у блондина Кателино - то, как я не вглядывалась в портрет Анри - ничего подобного.
Кстати, таймлайн портрета, насколько я поняла - конец второй декады сентября. Именно тогда его ранили в руку (пуля раздробила большой палец правой руки), в этот день он ещё сражался, а на следующий не смог. В принципе на тот момент он обитал ещё в относительно цивилизованных условиях...

А вы попробуйте. Вдруг он напишется так, как вы сочтет правильным.
Попробую...это интересная мысль)))

[Инна ЛМ]

В принципе на тот момент он обитал ещё в относительно цивилизованных условиях...

Дождался, когда с него нарисуют Самый Главный Парадный Портрет - и понял, что дальше можно уже не бриться.))

Насчет того ранения я в курсе. Причем ведь оно у него, бедолаги, так и не успело зажить до конца...

[Chevalier Anne d*Hiver]

Причем ведь оно у него, бедолаги, так и не успело зажить до конца...
Теперь я ещё больше буду восхищаться тем случаем, как он вытащил из болота республиканца - тянул-то одной рукой, выходит...
Ларошжаклен вообще давно и прочно занял у меня второе по любимости место среди вандейских генералов.

[Инна ЛМ]

дискуссия о бороде Ларошжаклена скоро перейдёт в раздел вечных тем

В каждом фэндоме есть такое - причем предмет обсуждения может быть сам по себе мелким и неважным, но вокруг него усиленно ломают копья, выстраивают теории, пишут фанфики, создают собственные фаноны...))