- Allons enfants de la Patrie, Le jour de gloire est arrivé ! - Мы посидим.(с)
о д'Эльбе - много фанатения и лёгкие наезды на окружавших его людей
Очень продуктивно поболтали сегодня (точнее, уже вчера) с Электрой за чашкой чая. Настолько, что, после копания в психологии вандейцев, я чуть Боншана не захейтил о_О. Если бы не, опять же, диалог, продолженный уже в онлайне - был бы здесь пост, полный обвинений в эгоизме и желании избежать потоков известной субстанции путём уступки поста генералиссимуса кому-то другому.
Но я всё ещё в ужасе от нового осознания - это что надо было делать с человеком, чтобы за неполных три месяца (с 19 июля по 17 октября) довести его до тяжелейшей депрессии с суицидальными порывами? Ну, конечно, "как добрый католик, не желающий пустить себе пулю в лоб...", но меня не так давно поразила фраза д'Эльбе, скинутая Инной в комментарии: "Когда я увидел, что решено перейти за Луару, я полностью отчаялся в победе роялистского дела и решил только найти место, где я мог бы умереть спокойно".
Если воспринимать генералиссимуса, как человека, обязанного, прежде всего, вдохновлятьь войска и быть живым знаменем (что и делал Кателино, не суясь особо в вопросы тактики и стратегии) - то даже Лескюр был бы лучшим кандидатом, чем д'Эльбе. Больше всего пользы было бы от последнего, если бы засадили его за стол, вручили бы карты, грифели и чашку кофе и предоставили ему решать вопросы долгосрочной стратегии. Благо у него был самый здравый план действий - закрепиться в Вандее и уже оттуда говорить с республиканцами с позиции вооружённого авторитета. План Боншана с походом в Бретань имел тот недостаток, что крестьяне бы просто туда не пошли, не пожелав отходить так далеко от родных мест. Очень мало кто, на самом деле, понимал этот психологический момент. Они, конечно, потом туда пошли - после Шоле, когда выбора не осталось. Но даже мемуары Виктории демонстрируют, что 80 тысяч человек были хуже саранчи для территории, по которой они прошли.
Идеи у д'Эльбе были здравые, а вот для их практического исполнения требовался человек, который, при необходимости, сможет одной фразой поставить на место любого саботажника (здесь я передаю пламенный привет шевалье Шаретту, маркизу Лескюру и принцу Тальмону. Как бы господа между собой не грызлись, какими бы ни были различными их характер и образ мысли, но д'Эльбе они равно ненавидели). И нельзя сказать, что д'Эльбе не старался. Но, видно, эти тщетные попытки отняли у него столько душевных сил, что после Шоле он сломался.
Понятно, что Боншан такого не хотел, понятно, что некрасиво обвинять человека, своей смертью искупившего любые возможные и невозможные грехи, что он, возможно, хотел как лучше и действительно верил, что из д'Эльбе получится лучший главнокомандующий. В конце концов, д'Эльбе не держал на него зла, всегда отзывался крайне положительно, несмотря на постоянные споры, вызванные кардинальным отличием предлагаемых ими стратегий...
Но факт остаётся фактом. И я слишком люблю д'Эльбе - забытого, затёртого на страницах истории идеалиста - чтобы не держать на Боншана обиду. Уже глубоко личная претензия, наверное, звучащая смешно - даже Сиоре, фанат Шаретта, называл Боншана "единственным почти святым человеком" в Вандее (Кателино он либо не принял всерьёз, либо просто забыл, а Ларошжаклена, наверное, записал в "мелочь пузатую", хотя об обоих упоминал - как, кстати, и о Лескюре). Сколько положительной историографии написано о каждом вандейском генерале, у особых счастливчиков есть влюблённые мемуары их жён...
А д'Эльбе, в сущности, очень неудобный персонаж для любой историографии. Республиканцам вряд ли захочется признаться, что они расстреляли человека, своими предложениями по умиротворению на год с лишним (!!!) предвосхитившего Ла Жонейский мирный договор (который, впрочем, стороны вскоре нарушили к обоюдному удовольствию). Если бы эти предложения были приняты - сколько людей осталось бы в живых? Сколько десятков тысяч людей осталось бы в живых?!.
А роялистам стыдно даже упоминать, что один из предводителей мятежа попытался примириться с Республикой. Предательство же. Только вот предательство чего именно? Между прочим, если смотреть по предводителям Вандеи, то выяснится забавная вещь - чем богаче, тем более яростный роялист. От умственных способностей, кстати, ничуть не зависит - умница Боншан революцию с самого начала осудил. Ну так ему было, что терять. А кто приветствовал? Лескюр с сотенными долгами отца, которые он оплачивал, не иначе как продав душу, поскольку я не знаю, откуда он взял за восемь лет 400 тысяч. Да и тот быстро опомнился.
И д'Эльбе, которому нечего было терять. Что у него было? Пенсия, захудалое поместье - и привычка быть собой. Казалось бы - да что такого, ну полебезишь ты перед любовницей военного министра ради повышения в чине - все так делают же... Нет, он берёт и выходит в отставку. Казалось бы - чем плоха ему мадемуазель де Люссан, ведь молодая, красивая, богатая? Шаретт бы с руками оторвал. Но он берёт и женится на нищей старой деве.
Честное слово, я восхищаюсь этим упрямым гордецом, готовым из принципа бедствовать - но посылать куда подальше все правила подленького выживания в этом мире. Кстати, Шаретт, имея сходную стартовую ситуацию, имел диаметрально противоположные принципы, и тридцатилетие встретил, наслаждаясь сладкой жизнью.
Чем именно дорожил д'Эльбе в Старом Порядке? Да ничем, пожалуй. Правда, и в новом мире ему с его фантастической неприспособленностью к жизни и принципами пришлось бы не легче.
Но с какой радости, скажите мне, ему сражаться за этот самый Старый Порядок?
А он за него не сражался. Точнее, сражался, но не за него - а против перегибов революционного правительства, видимо, осознав, что с Парижем можно говорить только с оружием в руках. Но в восстание, чудится мне, он попал случайно, впрочем, не о том речь.
Я не читал новой историографии по вопросу - почти ничего из трудов последнего столетия нельзя найти в интернете, а опусы 19 и начала 20 века довольно наивны. Мне даже интересно, свежа ли моя мысль относить д'Эльбе к роялистам лишь де-юре?
Полезно мы поболтали с Электрой, да... Иногда она обращает моё внимание на такие моменты, которые я сам вроде понимаю, но сформулировать не могу. А иногда и неосознанно формулирую, но не решаюсь прямо сказать.
Например, в 8 главе "Предателя" есть диалог между Шуэттом и д'Эльбе:
"- Почему я? – д’Эльбе чуть повысил голос. – Не я один вставал н-на защиту пленных.
- Но только вам это могло стоить жизни."
А ведь действительно - только ему. Только он не просто отдал приказ - а лично отдал его разъярённой вооружённой толпе. Ради...14 республиканцев. Да, несравнимо с пятью тысячами Боншана, за которые ему даже памятник поставили. Д'Эльбе мог бы вообще забить на них, как делали слишком многие предводители Вандеи - в том числе и очень даже любимые французским фандомом...
Но...знаете, недавно в связи с одним холиваром на тему религии, в который я ввязался, на первый взгляд, зазря совершенно (схлопотал клеймо "ПГМ" и кучу шуточек юмора) мы беседовали с Электрой, и я скинул ей одно четверостишие, зацепившее меня ещё в далёком детстве, когда я нашёл у брата старый диск с песнями Дельфина. Терпеть не могу рэп, но в этих строках - огромная часть моего мировоззрения:
"Нет, ты не тот, кто его распял
И даже не тот, кто держал его руки
Ты просто тот, кто ничего не сказал
Когда он за тебя принимал эти муки"
И для меня меркой подлости стало именно ничего не сказать. Просто молча отвернуться. Так очень часто делают. Я и сам так делаю порой - because я не свят.
А д'Эльбе тоже мог отвернуться. Хотя бы потому, что это было слишком опасно.
Но он не отвернулся.
Очень продуктивно поболтали сегодня (точнее, уже вчера) с Электрой за чашкой чая. Настолько, что, после копания в психологии вандейцев, я чуть Боншана не захейтил о_О. Если бы не, опять же, диалог, продолженный уже в онлайне - был бы здесь пост, полный обвинений в эгоизме и желании избежать потоков известной субстанции путём уступки поста генералиссимуса кому-то другому.
Но я всё ещё в ужасе от нового осознания - это что надо было делать с человеком, чтобы за неполных три месяца (с 19 июля по 17 октября) довести его до тяжелейшей депрессии с суицидальными порывами? Ну, конечно, "как добрый католик, не желающий пустить себе пулю в лоб...", но меня не так давно поразила фраза д'Эльбе, скинутая Инной в комментарии: "Когда я увидел, что решено перейти за Луару, я полностью отчаялся в победе роялистского дела и решил только найти место, где я мог бы умереть спокойно".
Если воспринимать генералиссимуса, как человека, обязанного, прежде всего, вдохновлятьь войска и быть живым знаменем (что и делал Кателино, не суясь особо в вопросы тактики и стратегии) - то даже Лескюр был бы лучшим кандидатом, чем д'Эльбе. Больше всего пользы было бы от последнего, если бы засадили его за стол, вручили бы карты, грифели и чашку кофе и предоставили ему решать вопросы долгосрочной стратегии. Благо у него был самый здравый план действий - закрепиться в Вандее и уже оттуда говорить с республиканцами с позиции вооружённого авторитета. План Боншана с походом в Бретань имел тот недостаток, что крестьяне бы просто туда не пошли, не пожелав отходить так далеко от родных мест. Очень мало кто, на самом деле, понимал этот психологический момент. Они, конечно, потом туда пошли - после Шоле, когда выбора не осталось. Но даже мемуары Виктории демонстрируют, что 80 тысяч человек были хуже саранчи для территории, по которой они прошли.
Идеи у д'Эльбе были здравые, а вот для их практического исполнения требовался человек, который, при необходимости, сможет одной фразой поставить на место любого саботажника (здесь я передаю пламенный привет шевалье Шаретту, маркизу Лескюру и принцу Тальмону. Как бы господа между собой не грызлись, какими бы ни были различными их характер и образ мысли, но д'Эльбе они равно ненавидели). И нельзя сказать, что д'Эльбе не старался. Но, видно, эти тщетные попытки отняли у него столько душевных сил, что после Шоле он сломался.
Понятно, что Боншан такого не хотел, понятно, что некрасиво обвинять человека, своей смертью искупившего любые возможные и невозможные грехи, что он, возможно, хотел как лучше и действительно верил, что из д'Эльбе получится лучший главнокомандующий. В конце концов, д'Эльбе не держал на него зла, всегда отзывался крайне положительно, несмотря на постоянные споры, вызванные кардинальным отличием предлагаемых ими стратегий...
Но факт остаётся фактом. И я слишком люблю д'Эльбе - забытого, затёртого на страницах истории идеалиста - чтобы не держать на Боншана обиду. Уже глубоко личная претензия, наверное, звучащая смешно - даже Сиоре, фанат Шаретта, называл Боншана "единственным почти святым человеком" в Вандее (Кателино он либо не принял всерьёз, либо просто забыл, а Ларошжаклена, наверное, записал в "мелочь пузатую", хотя об обоих упоминал - как, кстати, и о Лескюре). Сколько положительной историографии написано о каждом вандейском генерале, у особых счастливчиков есть влюблённые мемуары их жён...
А д'Эльбе, в сущности, очень неудобный персонаж для любой историографии. Республиканцам вряд ли захочется признаться, что они расстреляли человека, своими предложениями по умиротворению на год с лишним (!!!) предвосхитившего Ла Жонейский мирный договор (который, впрочем, стороны вскоре нарушили к обоюдному удовольствию). Если бы эти предложения были приняты - сколько людей осталось бы в живых? Сколько десятков тысяч людей осталось бы в живых?!.
А роялистам стыдно даже упоминать, что один из предводителей мятежа попытался примириться с Республикой. Предательство же. Только вот предательство чего именно? Между прочим, если смотреть по предводителям Вандеи, то выяснится забавная вещь - чем богаче, тем более яростный роялист. От умственных способностей, кстати, ничуть не зависит - умница Боншан революцию с самого начала осудил. Ну так ему было, что терять. А кто приветствовал? Лескюр с сотенными долгами отца, которые он оплачивал, не иначе как продав душу, поскольку я не знаю, откуда он взял за восемь лет 400 тысяч. Да и тот быстро опомнился.
И д'Эльбе, которому нечего было терять. Что у него было? Пенсия, захудалое поместье - и привычка быть собой. Казалось бы - да что такого, ну полебезишь ты перед любовницей военного министра ради повышения в чине - все так делают же... Нет, он берёт и выходит в отставку. Казалось бы - чем плоха ему мадемуазель де Люссан, ведь молодая, красивая, богатая? Шаретт бы с руками оторвал. Но он берёт и женится на нищей старой деве.
Честное слово, я восхищаюсь этим упрямым гордецом, готовым из принципа бедствовать - но посылать куда подальше все правила подленького выживания в этом мире. Кстати, Шаретт, имея сходную стартовую ситуацию, имел диаметрально противоположные принципы, и тридцатилетие встретил, наслаждаясь сладкой жизнью.
Чем именно дорожил д'Эльбе в Старом Порядке? Да ничем, пожалуй. Правда, и в новом мире ему с его фантастической неприспособленностью к жизни и принципами пришлось бы не легче.
Но с какой радости, скажите мне, ему сражаться за этот самый Старый Порядок?
А он за него не сражался. Точнее, сражался, но не за него - а против перегибов революционного правительства, видимо, осознав, что с Парижем можно говорить только с оружием в руках. Но в восстание, чудится мне, он попал случайно, впрочем, не о том речь.
Я не читал новой историографии по вопросу - почти ничего из трудов последнего столетия нельзя найти в интернете, а опусы 19 и начала 20 века довольно наивны. Мне даже интересно, свежа ли моя мысль относить д'Эльбе к роялистам лишь де-юре?
Полезно мы поболтали с Электрой, да... Иногда она обращает моё внимание на такие моменты, которые я сам вроде понимаю, но сформулировать не могу. А иногда и неосознанно формулирую, но не решаюсь прямо сказать.
Например, в 8 главе "Предателя" есть диалог между Шуэттом и д'Эльбе:
"- Почему я? – д’Эльбе чуть повысил голос. – Не я один вставал н-на защиту пленных.
- Но только вам это могло стоить жизни."
А ведь действительно - только ему. Только он не просто отдал приказ - а лично отдал его разъярённой вооружённой толпе. Ради...14 республиканцев. Да, несравнимо с пятью тысячами Боншана, за которые ему даже памятник поставили. Д'Эльбе мог бы вообще забить на них, как делали слишком многие предводители Вандеи - в том числе и очень даже любимые французским фандомом...
Но...знаете, недавно в связи с одним холиваром на тему религии, в который я ввязался, на первый взгляд, зазря совершенно (схлопотал клеймо "ПГМ" и кучу шуточек юмора) мы беседовали с Электрой, и я скинул ей одно четверостишие, зацепившее меня ещё в далёком детстве, когда я нашёл у брата старый диск с песнями Дельфина. Терпеть не могу рэп, но в этих строках - огромная часть моего мировоззрения:
"Нет, ты не тот, кто его распял
И даже не тот, кто держал его руки
Ты просто тот, кто ничего не сказал
Когда он за тебя принимал эти муки"
И для меня меркой подлости стало именно ничего не сказать. Просто молча отвернуться. Так очень часто делают. Я и сам так делаю порой - because я не свят.
А д'Эльбе тоже мог отвернуться. Хотя бы потому, что это было слишком опасно.
Но он не отвернулся.
@темы: my opinion, цитаты, вандейское, в белом венчике из роз впереди идёт д'Эльбе