[Chevalier Anne d*Hiver]

Господа, мне написали эту долгожданную прелесть!!!!
Самый замечательный вандейский флафф, да и как автору мне приятно, что мой opus подал кому-то идею для такой замечательной, бесподобно трогательной альтернативы

30.09.2014 в 20:07

Пишет  Инна ЛМ:

Мой фанфик "In flagranti" по повести Nuretta «Предатель»
Название: In flagranti
Автор: Инна ЛМ
Фэндом: Исторические события, исторические личности (Вандея).
Персонажи: Морис д’Эльбе, Анри де Ларошжаклен, ОМП из повести Nuretta «Предатель»; упоминаются Маргарита д’Эльбе и Луи-Мари де Лескюр.
Рейтинг: G.
Размер: мини, ~2100 слов.
Категория: джен.
Жанр: AU, флафф, малая толика броманса.
Краткое содержание: «- Подумаешь, какой-то Ларошжаклен, он, говорят, вообще на девчонку похож - по пьяни и перепутать недолго». (С)
Примечания: 1) фанфик написан как AU-вбоквелл к 2 главе повести Nuretta «Предатель»; есть отсылки к событиям 1 главы. Повесть выкладывается вот здесь: ficbook.net/readfic/2349006
2) In flagranti (сокр. от лат. «in flagranti delicto» - «в разгар преступления») – юридический термин: «быть застигнутым в момент совершения преступления»; также эвфемизм, означающий пару, застигнутую во время полового акта.
Дисклеймер: исторические персонажи принадлежат истории, выгоды не извлекаю.
Размещение на других ресурсах: с моего разрешения.

я никогда не спал с мужчиной
ну то есть нет конечно спал
но просто спал вообще без секса
ну то есть что считать за секс

Стишок-пирожок неизвестного автора

- Я был бы благодарен, если бы мы с-сейчас закончили разговор и отправились спать.
- Но…
- Кровать достаточно п-просторная для двоих, мы уместимся.
Пусть Ларошжаклен хотя бы эту ночь проведет в относительном тепле. При большой потере крови трудно согреться – д’Эльбе отлично знал это на собственном опыте.
Но сначала пришлось помочь графу снять сапоги – одной рукой это у него не получалось, а едва он попытался ухватиться за голенище и второй, как зашипел сквозь зубы от боли.
- Я справлюсь и сам, вы не обязаны… - запротестовал было Ларошжаклен, когда д’Эльбе скованно и оттого неуклюже опустился перед ним на корточки. Ребрам такая поза не пришлась по вкусу, но он сумел приноровиться – пока выздоравливал от ран, волей-неволей освоил полезное искусство осторожно двигаться.
- Д-давайте другую ногу.
- Спасибо… - Это прозвучало до того смущенно, словно д’Эльбе оказал ему бог весть какую любезность, на которую и рассчитывать-то было невозможно. Стеснительность Ларошжаклена, и раньше проявлявшаяся в самые неожиданные моменты, не покинула его и теперь, после всех произошедших перемен; удивительно было наблюдать ее.
Раздеваться гость, по примеру хозяина, не стал, даже пояс с ножом не расстегнул.
Они взяли себе по одеялу, а третьим, которое было пошире остальных, укрылись сверху. Подушка, прискорбно плоская ввиду более чем почтенного возраста, была только одна, и каждому досталась половина. Под свою сторону Анри положил пистолет, и д’Эльбе в очередной раз подумал о разумном, но, увы, не осуществимом на практике совете, который дал ему некогда генерал Тюрро.
Ларошжаклен лег к нему спиной, поплотнее закутался в свое одеяло, повозился еще немного, стараясь удобнее пристроить раненую руку – и уснул мгновенно, как ребенок, едва начав согреваться.
К д’Эльбе, как нередко бывало за минувший месяц, сон пришел не сразу. Непривычным было не только то, что он не мерз в этой комнате, обыкновенно полностью выстывавшей за ночь, так что не спасали тонкие шерстяные одеяла – само присутствие человека рядом, в одной постели… чужого тела, чужого запаха. Делить с кем-то постель… как же давно это было – в последний раз еще до Шоле. После сражения – в дороге и потом, на Нуармутье – Маргарита не ложилась с ним, чтобы как-нибудь нечаянно не толкнуть, не причинить лишнюю боль. А дальше они расстались, и…
Д’Эльбе позволил себе немного помечтать о том, как она все же простит его – не может же это охлаждение длиться вечно! – и, когда он поедет в Шоле навестить ее, на встречу с родными-заложниками, разрешенную новоиспеченным гражданам агентам по умиротворению, Маргарита не прогонит его с порога, а сменит гнев на милость. И они вместе вспомнят, что такое супружеское ложе и даруемая им близость…
Незаметно он отогрелся – впервые за много дней.
Юноша, час назад просивший прощения за то, что хотел его убить, назвавший его предателем и споривший с ним о субординации, верности и цене идеалов, мирно спал рядом, почти беззвучно дыша и щедро делясь тем единственным, чем располагал – теплом своего тела. От этого становилось до странности легче и спокойнее. А еще это отменно усыпляло…

* * *

Д’Эльбе проснулся среди ночи от щекотки. Чьи-то волосы – не Маргаритины, потому что кудрявые – щекотали ему шею в распахнувшемся вороте рубашки. Через минуту-другую полусонного замешательства до него дошло, в чем дело. Ларошжаклен во сне перевернулся на другой бок и придвинулся к своему соседу по кровати так близко, что прислонился головой к его груди.
Д’Эльбе попытался отстраниться, но Ларошжаклен подался к нему и бессвязно забормотал сквозь дрему:
- Луи, ты все-таки… значит, это неправда, ничего не случилось, ты здесь… Луи, как же мне тебя не… Я без тебя…
Будить его стало бы бессмысленной жестокостью – пускай для него хоть в сновидении будет живым тот, кого он потерял и к кому был так привязан. Сомнительное утешение, но даже оно лучше, чем пустота, и нельзя ему препятствовать. Д’Эльбе приготовился терпеть, если сейчас к нему прижмутся вплотную, а то и обнимут – но тут Ларошжаклен проснулся сам. Растерянно вздернул голову, мазнув д’Эльбе волосами по лицу и тщетно стараясь осмотреться в кромешной темноте.
- Что? Где?..
- Анри, вы у м-меня… - сказать «дома» язык не поворачивался, потому что комната в здании администрации дистрикта не была для него домом, - в Сен-Флоране. Успокойтесь, в-всё хорошо, вы в безопасности.
То-то будет весело, если граф не узнает его по голосу и схватится за пистолет или нож…
Д’Эльбе коснулся его лба – не в бреду ли он от лихорадки, вызванной воспалением в ране? Жара не чувствовалось, но кожа под грязными спутанными волосами была влажной от пота.
Тяжело дышащий Ларошжаклен даже не сделал никакого движения перехватить или оттолкнуть его руку. Еще не вполне опомнился от сна?
- Месье д’Эльбе? – прошептал он наконец, отодвигаясь настолько далеко, насколько позволяли скромные размеры кровати. - Я… мне приснилось… Извините.
- Ничего страшного.
- Мы с Луи так спали в лагере – иногда, если бывало особенно холодно… последний раз в октябре, незадолго до... Он тогда сказал, что ему давно не было так тепло. – Анри помолчал и прибавил совсем уже еле слышно - с трудом можно было разобрать:
- И мне сейчас – тоже.
«И мне». Но д’Эльбе не произнес этого вслух.
- Как в-ваша рука?
- Гораздо лучше, чем было. А что у вас с пальцами? Я вчера заметил, но забыл спросить…
- Случайно обжегся. Спите, д-до рассвета еще несколько часов.
Ларошжаклен кивнул, потащил на себя одеяло и отвернулся лицом к стене. Сдавленно всхлипнул раз, другой, но вскоре затих.
Он сам еще долго не мог заснуть, хотя не следовало терять остающиеся до утра часы отдыха. Ворочаясь с боку на бок, с грустной усмешкой позавидовал молодости, благодаря которой крепкий сон приходит так легко и быстро. Хотя причина, разумеется, не только в ней, но и в многодневной усталости от скитальческой жизни в лесах и слабости из-за ранения – Анри совершенно измучен.
Приснилось бы ему опять что-нибудь хорошее...
Самого д’Эльбе если и посещали приятные сны, то редко. И они до обидного стремительно стирались из памяти.
Надо будет привести в порядок распятие – стыдно оставлять его в таком виде. В сущности, оно обгорело не настолько сильно, чтобы не справиться с этим самостоятельно. Если в Сен-Флоране и есть умелый резчик по дереву, обращаться к нему бесполезно, а то и опасно – такой заказ по нынешним временам «борьбы с суевериями» вряд ли примут, тем паче от него. Да и денег на оплату… Ничего, хотя бы счистить сажу, а подновить краски можно и потом, это не так важно.
Постепенное соскальзывание в покой – это блаженное чувство, которое до того хочется продлить, что даже жалко засыпать окончательно…

* * *

Стук в дверь показался спросонья оглушительным грохотом.
- Эй ты, гражданин Жиго, вставай!
Он вскинулся, еще разморенный таким немыслимым в этом жилище уютом, осознал, что уже светло, и ощутил, как рука лежавшего на животе Анри, столь же успешно разбуженного криком Жиля, нырнула под подушку – за пистолетом.
- Лежите тихо, не п-поднимайте голову! – прошипел д’Эльбе ему на ухо, повыше подтягивая одеяла, из-под которых и без того были видны только длинные растрепанные волосы графа, и про себя молясь, чтобы тот послушался своего бывшего главнокомандующего так же беспрекословно, как случалось в иные дни на поле боя.
Дверной замок, разболтавшийся от старости, был таким хлипким, что запросто мог и не выдержать еще одного удара кулаком, если усердный Жиль продолжит будить ненавистного ему гражданина Жиго с тем же революционным пылом. А за те несколько секунд, которые понадобятся двери, чтобы распахнуться настежь, Анри никак не успеет выбраться из постели, откинуть крышку погреба в противоположном углу комнаты и залезть внутрь.
«Каждого мятежника, взятого с оружием в руках…», «Каждого, кто предоставит убежище и помощь мятежникам, объявленным вне закона…» Не хотелось бы на пару со своим гостем подпасть под эти смертоносные декреты.
Ларошжаклен, к счастью, подчинился без лишних споров и молча застыл под одеялом, втиснувшись лбом в подушку и весь закаменев от напряжения.
Д’Эльбе еще успел, спустив руку к полу, на ощупь отыскать сапоги графа и затолкнуть подальше под кровать, уповая на то, что свешивающийся край соломенного тюфяка прикроет их от посторонних глаз. В следующий момент Жиль так треснул по двери, что она, громко заскрипев, отворилась.
Д’Эльбе приподнялся на локте, не зная, насколько правдоподобно ему удается изобразить из себя свежепроснувшегося, и заодно убедившись, что два слоя одеял не дают различить точные очертания того, кто под ними лежит: женские там формы или мужские – кто разберет. А Ларошжаклен вдобавок сообразил поджать ноги, чтобы скрыть свой подозрительно высокий для женщины рост.
- Слышь, просыпайся, тебе тут велели передать… - Жиль сунул нос в комнату, уперся взглядом в постель с двумя телами на ней и аж присвистнул от удивления; по его лицу расползлась ехидная ухмылка.
- Во, правильно пишут в газетах, что все аристократы – чудовища этого, как его… разврата, порока и безнравственности! Надо же, полудохлая контра, посмотреть не на что, а всё равно кто-то польстился…
- Какое у т-тебя ко мне дело, гражданин? – проговорил д’Эльбе так холодно и безразлично, как только мог, надеясь, что в голосе не заметно никакого неуместного волнения, кроме естественного недовольства мужчины, застигнутого с дамой.
- Гражданин Баталь велел сказать, чтобы ты с утра никуда не отлучался и был готов ехать с его отрядом, - отрапортовал Жиль, силясь пронзить взором нагромождение одеял и с жадным любопытством шаря глазами по видневшейся над его краем белокурой всклокоченной шевелюре. – Это кто, Жанна с постоялого, что ли? Не, у той волосья потемнее. А, небось, сапожникова Анриетта?
- Если ты уже сообщил мне то, что т-тебе поручили, изволь выйти из моей комнаты и не в-вызывать неловкость у меня и… - д'Эльбе выдержал краткую, но многозначительную паузу, - г-гражданки.
Он сроду не предполагал за собой лицедейских талантов… как, впрочем, и полководческих. Покуда жизнь их не потребовала.
Ларошжаклен издал звук, который при известной доле воображения можно было счесть испуганным писком вконец сконфузившейся девицы, и поглубже зарылся в постель.
Но Жиль не унимался – вероятно, неохота было прерывать внезапно выпавшее ему мелкое развлечение:
- Ежели это она, так ты учти, коли за ночь не разглядел: у ней мордашка-то смазливая, а одна нога кривая! Я этим летом подсмотрел, когда они с сестрой купались в пруду…
- Б-благодарю за эти ценные сведения. А теперь выйди и не заставляй меня п-применять те же воспитательные меры, что и г-гражданин Баталь.
Д’Эльбе рассчитал верно: напоминание о вчерашней выволочке от командира национальной гвардии произвело на Жиля ожидаемое действие – он неосознанно потер пострадавшее ухо и вымелся из комнаты, примирительно бурча: «Да ладно, ладно, я ж ничего, я так… подумаешь, с девчонкой застукал – велика важность!» - и даже захлопнув за собой дверь без чрезмерного шума.
С минуту д’Эльбе вслушивался в удаляющийся топот его босых ног – нет, юный санкюлот не осмелился задержаться, чтобы пошпионить под дверью – после чего разрешил себе с облегчением перевести дух. Жиль не вызывал у него симпатии, но все же хорошо, что мальчишка, сам того не подозревая, благополучно избежал участи республиканского мученика, прославившегося своей героической гибелью при неудачной попытке арестовать самого Ларошжаклена. Это не говоря уже о прочих поводах для радости.
- Он ушел, в-всё спокойно.
Ларошжаклен мигом скинул с себя одеяла и вскочил с постели, засовывая пистолет за пояс.
- Кто такая эта Анриетта?
- Не имею ни малейшего п-понятия, - очевидно, из семьи какого-то сапожника, - пожал плечами д’Эльбе, садясь. В Сен-Флоране было трое или четверо сапожников, и услуги любого из них были ему не по карману, о чем красноречиво свидетельствовало плачевное состояние его башмаков, стоявших на полу перед кроватью.
- А я было решил, - начал Ларошжаклен с запинкой, и д’Эльбе, подняв на него глаза, с изумлением увидел, что на щеках графа проступает явственный румянец, - что этот мальчишка принял меня за нее, потому что вы с ней уже и раньше…
Д’Эльбе только головой покачал.
- Я женат.
- Да, я знаю, но… - Ларошжаклен окончательно смешался и умолк.
Без Маргариты было тяжело. Но то, чего ему недоставало во весь срок разлуки с ней, могла дать лишь она.
- В-вы очень убедительно взвизгнули, - заметил д’Эльбе, решительно меняя смущающую их обоих тему беседы. – Это д-добавило достоверности нашему маленькому п-представлению.
Анри усмехнулся и признался:
- Когда мне было лет десять, я сыграл женскую роль в домашнем спектакле – наперсницу главной героини. Героиней была Констанс, моя старшая сестра, и она заявила, что кроме меня, некому, потому что Анна чересчур мала, а из всех мальчиков – у нас тогда гостили кузены – я больше всего похож на девочку. Я до смерти на нее обиделся – тем более что по роли нужно было визжать и падать в обморок, когда нас похищали разбойники. Я предпочел бы быть разбойником – даже не обязательно благородным… – О том, с какой иронией судьбы сбылось это детское желание, он распространяться не стал, но его собеседнику всё и без того было понятно. - Наверное, из меня в итоге получилась очень мрачная и недовольная наперсница, хотя Луи объяснил мне, что это нужно для общей пользы. Помню, я подумал, что ему легко говорить – он-то в спектакле не участвовал, был уже слишком взрослый для таких развлечений… Как раз окончил Военную школу и заехал к нам в Дюрбельер перед тем, как отбыть в свой полк.
Лицо Анри озарилось короткой улыбкой при этих воспоминаниях о счастливом прошлом – такой ясной и открытой, какую д’Эльбе видел у него даже и не вспомнить, когда. На военных советах, как правило, было не до улыбок, в сражениях – тоже…
Сохранился ли у него в памяти тот сон?
В любом случае заводить об этом речь не стоит.
- Мне жаль, но вам п-придется спрятаться в погребе и провести там следующую ночь. Мы больше не можем т-так рисковать. Если сюда снова зайдет Жиль или еще к-кто-нибудь из моих коллег…
- Да, конечно.
На лице Ларошжаклена он прочел то же, что испытывал сам – мимолетное, но острое сожаление о тепле, которого не будет. Но от этого разделенного на двоих тепла, столь редкого и ценного при их теперешней жизни, все равно что-то осталось – нечто такое, чего должно хватить еще на какое-то время.

THE END

@темы: (с)тырено, "Предатель", вандейское, в белом венчике из роз впереди идёт д'Эльбе, избранные и ПЧ, ангелоподобная личность