Меньше двух лет назад, перед началом последнего года бакалавриата, я писал пост любви к своему факультету. Я любил его, поступая в магистратуру.
Сейчас я близок к тому, чтобы его ненавидеть - причём в первую очередь благодаря преподавателям с моей кафедры и даже с моей секции. Я чувствую, как во мне за этот год едва ли не искоренили мою врождённую любовь к истории. На днях, когда я ездил сдавать книги в библиотеку, я понял, что меня трясёт, как только зашёл в корпус, я дрожал, с трудом дышал, в общем, у меня были классические симптомы панической атаки - и они были у меня каждый учебный день на протяжении последних нескольких месяцев.
Абсолютно неорганизованная система обучения, куча бюрократии, наконец, просто обычная черствость некоторых людей. Жалобы на недобор в магистратуру и одновременно закручивание гаек до тех пор, пока нас не осталось в буквальном смысле полтора человека - и я был целиковой единицей, которой прилетало сразу за всё хорошее.
Я не знаю, когда я сломался. Когда с трудом вымучил на четвёрку Бурбонов и Габсбургов, после того, как Юрчик вызверилась на меня за вопрос "можно уже сдавать?"? Когда сдавал ЭМХ с ходящими ходуном руками? Когда полтора часа мучился с партиями, слушая насмешки над тем, какой я тупой, когда меня на любую попытку ответить перебивали и говорили, что я отвечаю не с того?
Или когда два часа безостановочно, до беспамятства рыдал Электре в плечо, что больше не могу?

Я снова плачу. Потому что я уже решил, что возьму академ, когда в последний раз видел Наумову. Она спросила, всё ли у меня в порядке, и я не смог соврать до конца, сказав, что надеюсь, что приду в себя за лето.
Но я не приду.
Мне правда стыдно, что я больше не могу. Я хочу вернуться, но я теряю простейшие логические связи, я вообще не могу соображать, меня мутит от простой необходимости даже зайти в учебный корпус.
Я не знаю, как мне дальше жить, потому что я хочу вернуться. Я не потерял интерес окончательно - пытаюсь написать доклад про пленных на осеннюю школу, я успешно выступил на Ломоносове, где-то там болтается моя первая публикация, которую, кажется, бездарно потеряют на пути к журналу... Я хочу - но я не могу. Я чувствую себя предателем д'Эльбе, но даже это не может заставить меня вернуться, потому что, наверное, я чувствовал, что это конец, уже тогда, в Вандее этой весной, когда сидел и неудержимо плакал на изгороди рядом с Вожиро.
Я просто больше не могу.