Вандея сделала меня человеком. Человеком, который я есть.
Я считаю, что у каждого должно быть такое место памяти - когда хочется дать волю гневу, когда хочется уязвить человека, когда хочется кого-то уничтожить, пусть каждый вспоминает кого-то, кого чья-то жажда уничтожать стёрла с лица земли.
Вандея научила меня мерить величие человека его великодушием. Когда я недавно сказал Бовыкину, что для меня главное в фигуре Шарля де Голля то, что он единственный из авторитарных правителей двадцатого века (а возможно - и мировой истории), чьи руки не запачканы по локоть в крови невинных людей, он удивился и задумчиво сказал, что никогда не смотрел с этой стороны. Для меня же это что-то естественное, как речь, как сама мысль.
Вандея научила меня уважать человеческое достоинство. Я считаю, что есть люди, заслуживающие смерти, но никто не заслужил издевательств и унижения. Даже самый страшный злодей. Даже в ответ. Вопрос не в нём - вопрос в тебе самом, в твоей совести, ведь ты-то - не он. На самом деле пресловутое неуподоблюсь не заслуживает снисходительного отношения - пусть в нём есть элемент гордыни и напыщенности, но если это кого-то спасёт - пускай.
Я пришёл к тому, чтобы не стесняться красивых слов. Я мыслю и пишу здесь местами довольно высокопарно (всё, что я говорю сплошным матом, по традиции остаётся в других соцсетях), но дайри всегда был для меня местом, где я распахивал душу всем ветрам. Здесь - моя история за пять с половиной лет, здесь весь мой жуткий путь к самому себе, который ещё далеко не завершён.
Вандея может научить достойной смерти. Вандея может научить, как после страшных потерь нужно, стиснув зубы, как-то существовать дальше - но она не может научить быть счастливым. Это та самая история, где "в общем, все умерли" - въяве или внутри, но никто не смог пережить до конца то, что было. Все мемуары роялистов, хоть сколько-нибудь подробные - все они несут отпечаток этой невыносимой, вечной, неисцелимой боли, которая разъедает тебя изнутри. Эта боль, как и моя личная, были нужны мне для того, чтобы стать тем, кто я сейчас. Я мог бы, со своей весьма ограниченной эмпатией, вырасти довольно чёрствым человеком, в каком-то отношении я и остался равнодушным, но человек в кресле, расстрелянный два с лишним века назад на острове в холодном море, навечно оставил мне пример и понимание того, как сострадать, не имея эмпатии. Моя личная боль без него сделала бы меня жестоким или сломала бы до смерти, но это меня спасло. Должно быть, для кого-то такую роль сыграл Христос, для меня он не смог, и д'Эльбе стал для меня богочеловеком.
Кто знал, что фандом фигурного катания даст мне новый этап в познании самого себя? Это новая история - о человеке и системе, о том, как многих она ломает, но это другой мир, и тут есть истории тех, кто выжил, не переломавшись в хлам, есть сказки со счастливым концом. Хавьер Фернандес - не только невозможно красивый чувак, он ещё и пример того, что иногда усилия окупаются, иногда мальчик из страны с десятью катками может стать одним из самых титулованных фигуристов в истории, и при этом не перекроить себя в машину, оставшись удивительно жизнерадостным и светлым человеком. В его жизни было достаточно тяжёлых, иногда пугающих моментов, мне понравился тэг к одному из моих любимых фанфиков по фигурке: "Javi is not a happy bunny", потому что в нём слишком часто не видят глубины за внешней весёлой беспечностью. Он очень часто чувствовал себя одиноким, я видел краем глаза где-то, что у него был период, когда он страдал от серьёзных психологических проблем, но он справился с этим. В своем прощальном интервью в конце карьеры он сказал, что хочет пожелать всем следовать за мечтой, потому что, какой бы невозможной она не была, она вполне может сбыться, как было с ним самим. Да, ему пришлось тяжело трудиться, были травмы, было всё, но в то же время я вижу, что он, после всего, что было, умеет радоваться жизни. Не знаю, счастлив ли он, но он улыбается, он очаровательно, почти по-детски непосредственен в сториз с тусовок, он любит фигурное катание и готов нести эту любовь по всему свету заодно с радостью, которой буквально светится.
Я смотрю и на другие истории в фигурном катании - возрождение Лизы, нежданная медаль Сони, и другая, заработанная столькими усилиями - Саши Самарина. Да, я вижу и иное - как система плодит клинических инфантилов, вождиков, конвейеры и просто гору поломанных душевно и физически людей. Возможно, их намного больше, чем счастливых историй, среди моих любимых персонажей есть и те, кому не повезло даже прославиться (как Поля Цурская), или те, кому золото не принесло счастья (мне кажется, это больше, чем всё остальное, роднит Урманова и Юлю Липницкую), но в этом фандоме есть надежда.
Вандея сделала меня человеком. Фигурное катание, должно быть, сделает меня если не счастливым, то научит радоваться.
Я - тот, кто я есть. В моей жизни было ненормально много боли, но она прошла. Не нужно умирать, не нужно вырывать себя из жизни, посвящать её исключительно мёртвым - это не даст ничего, только сделает меня несчастным.
Я сделаю для мёртвых то, что могу - и я постараюсь принести этим пользу живым. Я оправдаю д'Эльбе, я расскажу всему миру о человеке, который стал для меня самым важным за всю мою жизнь, но живые люди учат меня жить и быть собой.
Я имею на это право.