В попытке перевести письмо д'Эльбе самое сложное - это передать на русском языке всю чудовищность конструкций оригинала. Дело не в том, что я с трудом узнаю времена - я в принципе времена с трудом узнаю, но мне это не мешает понимать смысл, дело в том, что пока разберёшься, где кончается второе придаточное и начинается третье, забудешь смысл основного.
Подобный синтаксис я видел раньше только у Пестеля в "Русской правде", нам тогда ещё говорили, что это характерная особенность людей, думающих по-немецки. Кажется, правда что-то такое.

Без адреса.
Ландбодьер, 27 мая 1793 года.


Господа,
Я постановил себе за правило, от которого никогда не отходил: а именно оставить в полной власти приходов судьбу тех их обитателей, что были заподозрены в демократии. Таким образом, как я полагаю, должно оставить на свободе, арестовать или отпустить этих людей, и их собственные приходы должны лучше знать степень вреда, которую они могут причинить. Кроме того, это их сделает более бдительными и умеренными в арестах. В особенности я считаю, что вы должны принимать в Бопрео исключительно военнопленных, остальные не должны питаться от щедрот Короля. Кроме того, господа, я утверждаю с большим удовольствием и всем доверием то, что вы сочтёте нужным сделать. Если бы я был из ваших краёв, то это я просил бы у вас совета и обращался бы к светочам вашего разума, чтобы направить мои действия.
Примите мои уверения в уважении и самой искренней приверженности, с которой я имею честь быть, господа, вашим очень смиренным и покорным слугой,
д'Эльбе.



Что до моего комментария - я не устаю удивляться тому, как письма д'Эльбе отличаются от того, какими они должны быть. Ну они как минимум не должны начинаться сразу с дела, если это не чёткий приказ (а в приказе нет тех расшаркиваний, которые стоят внизу, там чёткая формула места и фамилий составителей). Более того, в письме с такой же концовкой про "смиренного и покорного слугу" (а это значит, в век чётких формулировок вежливости, что это письма одного "жанра" и с одинаковым уровнем близости между собеседниками) маркиз Отишан-дядя пишет виконту Сепо две страницы восхвалений и комплиментов, а о деле - меленькими буковками.
Это было бы понятно, получи д'Эльбе воспитание провинциального дворянина, но нет - его воспитывали, как будущего придворного, и должны были научить вить словеса так, что получалось бы не хуже, чем у Боншана. Откладывая в сторону мои фаноны - это очень и очень странно.