Думал, что нашёл пруф на спасение пленных - нет. Сижу, как раздавленная лягуха или как Боншан в эту дату 224 года назад.
Зато Жерар хотя бы без ссылки это упомянул, будет что предъявлять Бовыкину.

Описание Лескюра: тысячи дифирамбов талантам, благочестию, куча цитат из Виктории
Описание Шаретта: куча цитат из Буве-Демортье, комплимент, который сделал ему Наполеон
Описание д'Эльбе: ну, он был не из тех, из кого выходят герои
Кажется, мне пора оформлять гражданство Плутона. Ещё пара монографий - и я, наверное, разрыдаюсь. Потому что ну действительно, зачем копать глубже, если можно описать д'Эльбе цитатами ИЗ КЛЕМАНСО И ВИКТОРИИ
В десятый раз - так как же так вышло, что среди всех этих белых и пушистых затесался чёрный и отвратительный д'Эльбе?

Я же сказал, что буду рыдать? Так вот. Я уже.
Я добрался до выборов генералиссимуса.
Когда д'Эльбе обвиняют в интригах, чтобы занять этот пост, я ржу, полыхаю, называю всех утверждающих содомитами. Но Жерар сделал проще - он сказал правду.
Что д'Эльбе выбрали потому, что он не мог их всех построить, а они могли делать при нём всё, что хотят.
Самое поганое - что это правда.
Самое поганое - что сам он это понимал. Что среди его талантов не водится ни дипломатичность Боншана, ни умение рявкнуть Стоффле, ни уж тем более умение бестрепетно поставить кого-то к стенке. Фактически Жерар, над всеми дискуссиями, говорит, что д'Эльбе виноват в том же поражении при Люсоне - потому, что он, грубо говоря, не засунул план Лескюра самому Лескюру в интересные части тела и не расставил всех по струночке, пинком придав нужное ускорение в сторону республиканских позиций.
При этом его не назовёшь ни бездарным полководцем - на его счету были очень удачные сражения и почти не водилось фэйлов, за исключением тех, которые случились по абсолютно не зависящим от него причинам, ни нерешительным или трусливым - нужно обладать абсолютным, почти болезненным бесстрашием, чтобы провернуть эпизод с "Отче Наш", а потом вести долгие, философские и не лишённые иронии беседы с людьми, которые должны были с часа на час поставить подпись под приказом о его расстреле, да что там - его ни один хейтер даже не посмел назвать трусом или нерешительным рохлей. Наконец, ему нельзя было отказать даже в мозгах и некоторой доле проницательности - он с самого начала знал, что восстание ничем хорошим не кончится, и пошёл туда лёгким шагом обречённого на смерть.
К сожалению, все его таланты отступают перед тем, что он не мог ударить кулаком по столу и заставить всех делать то, что говорят. Ну, знаете, есть у некоторых людей дурная привычка думать, что некоторые личности понимают по-человечески. Словами через рот.
Это очень больно - читать про то, как принимали план сражения при Люсоне. как Лескюр разливался соловьём, Шаретт не отставал, а д'Эльбе мог только иронично улыбаться. Иронично - и, думается, очень и очень горько, потому что понимал, что всё катится в бездну. И как бы он не обвинял перед Тюрро в развале всего всех остальных - думаю, в глубине души он больше всего винил себя. Слишком умный и совестливый.

Жерар заметил одну очень интересную вещь, по крайней мере в отношении генералов - то, что он назвал "суицидальной психологией". В общем-то каждый из них в той или иной степени чувствовал, что он, ввязавшись в восстание, подписал себе смертный приговор, по сути, каждый из них - живой мертвец. И каждый, как кажется уже и мне, пытается забыть это по-своему.
Анри машет на это рукой, потому что дети не верят в смерть. Лескюр обставляет всё с античным пафосом, власяницей и мечом времён Карла Великого. Шаретт бухает и трахает баб. Стоффле просто дерётся до последнего, не щадя в том числе своих. Боншан светски улыбается. Д'Эльбе, как это ни смешно, пытается обмануть смерть в самый последний момент - потому что на самом деле умирать страшно. Вопрос только в том, что купить жизнь он готов был себе не всякой ценой и в общем-то, думаю, был не сильно удивлён и обескуражен, когда его всё-таки убили, когда он не поступился честью.
Отряд самоубийц - до того, как это стало комиксами.

Наконец дочитал. Под конец накрыло ужасом - где-то на начале октября. Сжимающееся кольцо республиканцев, и всё, что было сделано, сыпется между пальцев пылью и золой.
А потом живые картинки бойни под Ле Маном. А потом - те самые слова Вестерманна. Милосердие - не революционное чувство.
И вправду - по большей части оно так и осталось монополией тех, кого революция убила.

Внезапно подумал о том, что беседа д'Эльбе и Тюрро на Нуармутье помимо всего прочего - это беседа человека, готового умереть, лишь бы не допустить убийства беззащитных, с человеком, готовым убивать беззащитных, лишь бы не умирать.
От того, чтобы к черту рехнуться в процессе копания в Вандее меня спасает очень краткий списочек вещей. И наряду с уползательными аушками среди них числится, наверное, довольно глупая вера в то, что в посмертии каждый мерзавец на собственной шкуре жгучей серной кислотой ощутил каждую пролитую им каплю крови и слёз.